Забайкалье глазами француза

Напомним, что французский этнолог Жюль Эмиль Легра начал путешествовать по России и изучать русский язык в конце XIX столетия. Москва, Урал, окрестности Омска, Киргизия, Сибирь (по построенной части Транссибирской магистрали) и далее на тарантасе, плоту, пароходе по нашим местам. Сегодня – из Читы до Сретенска и «по восхитительной Шилке» до Амура.

Окончание. Начало в № 43, 45, 47

22 августа

Провёл время в визитах к инженерам и чиновникам. Инженеры показали мне возможную трассу Маньчжурской линии и сообщили известное им об ущербе от наводнения. К счастью, оказалось, что один инженер не выполнил точно указание из Петербурга и поднял полотно дороги выше требуемого, что спасло много материалов. Нельзя не подумать с печалью об отваге некоторых петербургских чиновников, принимающих решения о деталях работ, осуществляемых за тысячи километров от столицы. Так, один инженер-инспектор работ на проектируемом канале между Обью и Енисеем утвердил один шлюз на 70 см уже одиннадцати других. И вот такой же из его коллег утвердил полотно дороги только на один метр выше уровня большого наводнения 1863 года. К счастью, как я уже сказал, это решение было не исполнено, уровень полотна был поднят ещё на один метр, но и этого во многих местах оказалось недостаточно!

Чиновники рассказали мне о предварительных работах по размещению переселенцев в области. Для этого понадобилось изучить усадьбы и хозяйства русских крестьян и бурят, чем было занято 60 сотрудников. К сожалению, собранные сведения во многих местах ошибочны, особенно по бурятам – самому хитрому народу в Сибири. Я даже слышал, что эти хитрецы собирали сходки, на которых утверждались ложные цифры и сведения в требуемых от них анкетах. Несомненно, несколько месяцев без предварительного превосходного знания исследуемых местностей явно недостаточны для получения безупречных анкет среди коренного населения. Однако я далёк от выражаемого некоторыми недоверия к результатам огромной работы сотрудников. В ней, по меньшей мере, я вижу большое понимание стоящей перед ними задачи. Цифры могут быть во многих случаях неточны, но, по крайней мере, живое понимание задач и рвение тех чиновников, которых я лично знаю, являются залогом чрезвычайно интересного дела, глубокого и истинного в главных чертах и в большей части выводов. Ох, чувствую, что в написанной последней строчке я несколько выступаю pro doma mea 1 (лат. «в своих собственных интересах». – Прим. перев.).

В Чите есть, само собой разумеется, этнографический музей, поскольку они есть везде в Сибири, но этот, что реже, – очень богат и прекрасно распределён по отделам.

Музей находится в ведении А.К. Кузнецова, бывшего политического ссыльного, большого умницы, очень гордящегося своим методом классификации фонда, позволяющего быстро понять развитие области. Сначала идут естественные произведения природы (минералы, растительность, животный мир) и палеонтология. Затем – человек (местная этнография, история культов, археология); местная промышленность, занятия кустарей.

Этот маленький музей мне сильно понравился; в нём богато представлена местная фауна и флора. Очень занимательную коллекцию составляют предметы бурятского культа. Заметил я витрину, посвящённую золотодобывающей промышленности, в ней нет моделей машин, которые богато представлены в музее Енисейска, но есть любопытный уголок на тему уловок, краж и фальсификации. Вот, например, великолепный золотой самородок величиной с кулачок ребёнка, тяжеленек, но… подделка. Самородок стоит только цену имитации, но свидетельствует о значительной ловкости фальсификатора, которому понадобилось 25 г золота для позолоты.

У частных лиц запрещена скупка золота, что является привилегией государства.

* * *

Меня сильно заботило моё отплытие, и я снова появился на месте отправки плота. Рядом с ним казаки были заняты отделкой деревянного дворца на плоту, который город строил для поездки генерал-губернатора Амура и побережья, возвращавшегося с запада. На берегу реки всё то же оживление: идёт погрузка тюков товара на большой плот, на котором, возможно, поплыву и я, если не найду ничего лучшего в эти два или три дня. Напрасно я старался поискать брёвен, на рынке их больше не было.

Тем временем у окраины города волнуется толпа: рабочие исправляют размытую наводнением дорогу, сегодня вечером ожидают генерал-губернатора. Эти рабочие – заключённые, которых привлекли для столь важного обстоятельства. Их сторожат ленивые казаки, с безразличной жесткостью во взоре лежат они в траве, покуривая или щёлкая кедровые орехи, рядом в пирамидах стоят их ружья.

Наблюдая всё это необычное оживление, я вспомнил прочитанный на почте по дороге сюда циркуляр, в котором власти сообщали о скором проезде генерал-губернатора: «Потребуется встретить Его Превосходительство приветливо, без крика и без излишнего рвения. Понадобится иметь поблизости в совершенной готовности свежее молоко, яйца, кислое молоко, цветы, самовар, сметану…» и т.д. Невольно, против своего желания я вспомнил о Коте в сапогах: «Мужики, если вы не скажете… вас изрубят в фарш»…

В тот же самый день сбежало трое из этих плохо охраняемых заключённых.

23 августа

Этим утром генерал-губернатор дал мне аудиенцию и оказал отеческий приём. Генерал Сергей Михайлович Духовской, старик с белыми усами, тонкие черты лица, деликатные манеры, речь медленна и мягка. Мы долго говорили о будущем его области. Он говорит об усилиях установить постоянные торговые отношения между Европой, в особенности с Францией, и Владивостоком. Затем, когда я уже откланивался, он неожиданно сказал мне: «Я узнал, что вы собираетесь продолжить ваш путь: если вас удовлетворит скамья в столовой на моём плоту, я прикажу всё организовать». Это предложение, принятое с невыразимой признательностью, – одна из великих, давно не испытывавшихся радостей. Генерал довершил удовольствие до края, пригласив на обед, на котором трогательным тостом отпраздновал прибытие президента Феликса Фора в Петербург. И это ещё не всё: сверх всех этих радостей ещё одна сладкая и глубокая – обнять моего старого друга Гаврилу Петровича, приехавшего этим вечером из Иркутска после весьма томительного путешествия. Я отмечу этот день красным крестом.

24 августа

Мы отплыли после обеда. Если бы у меня было время, я, конечно же, не оставил бы в Чите Гаврилу Петровича. Грустно было расставаться с ним, на этот раз надолго, и мне кажется, что, удаляясь от него, покидаю доброго гения моего путешествия, уезжаю нравственно одиноким, чтобы завершить моё паломничество на больших реках и равнодушных судах на пути домой. Никогда я не испытывал так глубоко, как сегодня, насколько могут связывать людей общие приключения, испытания и надежды, и даже любовь к правде, в стране, где у лжи есть свои алтари и первосвященники…

Действительно царский плот генерал-губернатора с двойным настилом. На передней половине – постройка из четырёх помещений, разделённых центральным проходом. На второй половине – кухня, крыша которой служит наблюдательным постом для рулевого, два туалета: один – для экипажа, второй – для нас, ничего не забыто. Пассажиры – это генерал Духовской, губернатор Читы и Забайкальской области генерал Е.О. Мациевский и три чиновника Сергея Михайловича: М.П. Шербина, начальник кабинета, подполковник П.А. Донауров, его адъютант; наконец, его секретарь. В нашем распоряжении восемь казаков, чтобы управлять огромными передним и задним рулевыми вёслами, и один унтерофицер для командования ими. Ещё старый лоцман, пьяница и болтун, постоянно пребывающий на крыше кухни, и, наконец, повар и камердинер Сергея Михайловича.

Прощайте! Нас несёт поток со скоростью 8–10 км в час. Берега проносятся с удивительной быстротой, они развалены или обрушены страшным наводнением десятидневной давности. Ингода очень живописна. Бесконечными изгибами она тянется между лесистых, часто гористых берегов, на которых постоянно появляются то крутой обрыв или горный склон, то дорога на Сретенск, то полотно строящейся железной дороги, на которой идёт безостановочная работа. Постоянно замечаешь костры, дым, небольшое облако красных мух, оказывающихся работающими мужиками. Там китайцы, различимые в бинокль, ещё дальше – итальянцы и ещё, уверяют меня, японцы и корейцы.

В начинающихся сумерках останавливаемся в казацкой деревне Кручина, сильно пострадавшей от наводнения. Восемь из десяти домов было унесено водой, и к тому же прибрежные огороды были засыпаны метровым слоем песка за несколько часов, когда Ингода проложила здесь временное русло. Деревянный мост на большой дороге был подхвачен течением, унесён вниз на километр и очутился среди полей. Это ужасающий вид мгновенного и зверского опустошения. Однако стыдно сказать, что эти казаки – разбойники с большой дороги (сдирали чудовищные деньги с путешественников и проезжающих кучеров) – весьма посредственно меня трогали, несмотря на их убогое состояние. Мне не нравится их притворно довольный вид. В конечном счёте, вместо своих унесённых изб они построят новые, что будет весьма выгодно, прямо у железной дороги, которая несколько отходит от шоссе.

25 августа

Этим утром проснулись в сильном тумане и не двинулись с места, опасаясь плыть наугад. Мы долго высматривали просвет, все нетерпеливо ждали отправления! Наконец поднялся ветер, и мы отдали швартовы. Мы скользим во влекущем нас потоке в тишине, изредка нарушаемой плеском водоворота или краткой командой лоцмана. Река течёт всё так же быстро, имеет всё тот же вид: лесистые холмы, скалистые, удерживающие её берега, и всё также у горного склона железнодорожный путь с работающими людьми. И вправду, на этом пути, возле которого с Канска мы постоянно едем рядом, эти трудовые и постоянные усилия смотрятся красиво и внушительно.

Мы причаливаем к нескольким пострадавшим от наводнения деревням и отплываем, подсчитав число смытых домов и пообещав помощь. К шести часам вечера один из нас вдруг считает, что он заметил вдали между деревьями дым: можно было поклясться, что он похож на столб дыма пакетбота, если бы не было известно, что пакетботы не могут подниматься до этих мест. После нескольких поворотов показывается перед нами открытое пространство, и там мы действительно замечаем корпус парохода. Он называется «Зея» и принадлежит богатому купцу из Благовещенска. Жена и сын его отправляются в Иркутск. Желая избавить их от нескольких сотен километров в тарантасе, этот отец и образцовый супруг выбрал один из самых старых своих кораблей, потеря которого была наименее чувствительна, и разрешил капитану рисковать им, плывя по Ингоде. Супруга купца знает генерал-губернатора, для неё это прекрасный случай попросить рекомендательное письмо, которое облегчит ей получение почтовых лошадей. Она в обмен предлагает переход на свой корабль генералам и свите. Конечно, плот нам сильно нравится своей новизной, относительным удобством, мирной мягкостью движения, и нам тягостно с ним распрощаться. Но трезвый расчёт побеждает: мы торопимся, а «Зея» по течению идёт со скоростью 25 километров в час.

26 августа

К десяти часам на повороте, куда нас нёс с огромной скоростью поток, мы заметили на небольшом островке людей, машущих нам руками. Генерал Духовской потребовал остановиться, чтобы понять, в чём дело. Несмотря на сопротивление капитана, совсем незаинтересованного терять время на частных лиц, мы сдали назад, бросили якорь и взяли на борт около двадцати пострадавших. Совсем недавно они благополучно погрузились со своими товарами на большой плот (на котором я бы тоже отправился навстречу всем превратностям пути, если бы не милостивое приглашение Его Превосходительства!). Но после двух дней спокойного плавания силою потока длинный плот разорвало на две части, пассажиров выбросило на этот островок, а товары выбросило на правый берег двумя километрами ниже. У несчастных не было лодки и ни одного швартового каната, с которым, несмотря на сильное течение, может быть, кто-нибудь из них смог бы переправиться на берег. Они оказались пленниками на пустынном острове и долго оставались бы на нём, если бы не встреча пакетбота, который впервые за тридцать пять лет отважился оказаться в этих местах!

Едва оказавшись в безопасности на борту, потерпевшие, среди которых оказалось много дам, совершенно переменились духом: радость их была так простодушна, так шумна за столом, что можно было подумать о группе школяров на каникулах. Но хорошо смеётся тот, кто смеётся последний. Догадливый капитан заставил их приобрести билеты за место!

* * *

День проходит однообразно. Везде констатируем ущерб, нанесённый наводнением. От Галкино до Митрофаново на протяжении 60 вёрст уже действовала железная дорога. Наводнение её разрушило. На второй из этих станций в служебных помещениях все внутренние помещения были искорёжены, бараки сдвинуты с места, а паровоз зарылся в воду наполовину. Однако в Митрофаново генерал-губернатора ждал пакетбот «Атаман». Он принадлежит амурским казакам, которыми командует генерал С.М. Духовской. Они предоставляют его своему шефу для всех его передвижений. Этот маленький пароходик кокетлив и франтоват, весь белый, немного его портят решётки, предохраняющие окна каюты на палубе. Я приглашён занять на нём место и принимаю приглашение с тем большею охотою, что все здесь оплачивают свои места в доход войска, а у меня будет возможность расквитаться за часть моих обязательств только чаевыми. Впрочем, как можно противиться изысканной любезности генерала Духовского? Он так прекрасно знает свет и прекрасно понимает, что неуместное слово может глубоко ранить! К тому же он очень хорошо понимает смысл моей работы и пользу, которую имеет для этих медвежьих углов посещение самого скромного путешественника, который их опишет.

27 августа

Этим утром мы доплыли до Сретенска – крайнего пункта, где останавливается подъём судов по реке, навигация по Амуру и Шилке. Город сильно пострадал от наводнения, которое разрушило мол и много товарных складов. Гостиница «Вокзал», расположенная на берегу, жалко осела на опорах, часть грунта под ней смыта бешеным потоком.

После нескольких деловых визитов возвращаюсь на борт, где с нами обедает знаменитый польский пианист Конский (Контский). Когда-то в качества вундеркинда он получил несколько советов от Бетховена (по меньшей мере, так говорят), во всяком случае, в России его очень уважают, а ему уже 81 год. Он невысок, небольшая седая бородка под губой, нафабренные усы и общий вид старого ворчуна второй империи. Маленькие глазки, покатый лоб, цветная розетка величиной с орех, на пальце огромный аметист, и со всем этим добродушная и несколько хвастливая разговорчивость, удивляющая в человеке этого возраста. И что за энергия! Вместе с женой он совершил турне вокруг Азии, которое заканчивает Сибирью, не пугаясь двух тысяч вёрст в тарантасе!

28 августа

Вчера вечером в сильный дождь и в полнейшей темноте мы причалили в Усть-Каре, по правде сказать, весьма незначительной деревне, но расположенной в нескольких километрах от знаменитых рудников, где содержалось столько политических каторжников. С живым интересом я вглядывался этим утром в заросшие лесом вершины гор, за которыми прячется знаменитая каторга, но дождь затуманивал горизонт и делал берег почти неприступным. К тому же от старой каторги остались одни воспоминания: здесь – уже неиспользуемая тюрьма, а там – пустые корпуса, кожевенная фабрика, где шестерых заключённых стерегут два тюремщика и один надзиратель. Один из заключённых сошел с ума, остальные больше занимаются сельским хозяйством.

Причина запустения Кары лежит в кризисе добычи серебра. Кабинетская администрация не находит больше выгодным добычу белого металла, и постепенно к нему теряется интерес. Что до заключённых, то для них найдены более надёжные в смысле охраны места в двух или трёх тысячах километров к северу.

В Уст-Каре наводнение наделало ужасных бед, следы разрушений видны даже в алтаре церкви, которая, находясь в низине, была затоплена, избы унесены водой. А несколькими километрами ниже жители казацкой деревни, не пострадавшие от наводнения, вместо того, чтобы прийти на помощь соседям, наоборот, бросились в лодки, чтобы разграбить всё, что осталось в сносимых течением избах. И это, без сомнения, не сказка, не клевета, так как об этом факте мне рассказал поп – высокий полный молодой человек с карими узкими глазами, узенькими усиками, которые кажутся нарисованными карандашом на круглом лунообразном лице.

Мы отправляемся в плаванье по восхитительной Шилке, и до самого вечера без перерыва следуют удивительные по дикой красоте пейзажи: двойная волнистая и лесистая линия скальных обрывов, гор, холмов, неожиданных поворотов, закрывающих горизонт, завершающихся резкими переменами декораций. Мне не приходилось видеть реки настолько живописной на таком большом протяжении. Конечно, я предпочитаю Кеть (правый приток Оби) или Кас (левый приток Енисея), но на Шилке нужен только человек и рейнские замки, чтобы сделать из неё место большого международного туризма. Сейчас же на ней утомляет вечная пустынность гор. Мы находимся в той части Забайкалья, в которой сообщение возможно только по реке, отчего край становится полностью изолированным от мира при первых заморозках и ледоходе. Кто же поверит в заброшенность здешней жизни, видя проходящие двухэтажные колёсные пароходы, поднимающиеся вверх по течению, преодолевая стремнины?

29 августа

Прибыли утром на станцию Покровка, где Шилка, соединяясь с Аргунью, даёт начало огромной реке Амур. В 3 часа мы уже на станции Игнашино, напротив которой на китайском берегу находится китайский пост Мохо, являющийся центром надзора и администрации недалеко расположенных золотых приисков. На этом посту около полутысячи солдат. Генерал Джао-Мян, командующий Мохо, приглашает на обед генерала Духовского, тот принимает приглашение.

…На этом мы оставим нашего путешественника.

фото albert-motsar.livejournal.com и fishki.net