Интервью с ветераном Читинского филиала Рослесинфорга
В лесной отрасли есть очень важная и особо почитаемая профессия. На Руси её представителей звали лесознатцами, теперь – таксаторами. Если говорить просто, то они занимаются оценкой лесов. Таксация проводится для получения достоверных данных о состоянии лесных ресурсов (возраст, природный состав) на определённых участках. Без информации о количественных и качественных характеристиках лесных насаждений не провести мероприятий по сохранению лесов, по его рациональному использованию.
Полевые сезоны, во время которых и происходит изучение леса, длятся по несколько месяцев. Лесоустроители находятся вдали не только от цивилизации, но и нормальных бытовых условий, жить приходится в зимовьях, палатках. Таксатору нужно быть физически выносливым, чтобы в день проходить с рюкзаком за плечами, в котором продукты и инструменты, до 10–12 километров по тайге, где прямых тропинок не бывает.
Может быть, поэтому профессия таксатора остаётся редкой и, как правило, мужской. Но почти из любого правила бывают исключения. На счету ветерана Читинского филиала Рослесинфорга Лидии Мельниченко 16 полевых сезонов! На днях ей исполнилось 74 года, но она бодра духом и помнит каждые полевые, как будто это было вчера…
– Лидия Игнатьевна, расскажите, как становятся таксаторами?
– Я окончила Малинский лесотехнический техникум в Житомирской области, могла остаться на Украине, но мама посоветовала ехать в Сибирь, ей казалось, что здесь мне будет спокойнее. Распределение было союзное, так я и попала в Читу.
Была весна 1968 года. В этом году у меня юбилей – 55 лет как живу в Забайкалье! Работала техником, потом инженером-таксатором. Профессия, конечно, нелёгкая для женщины, но нас ведь не испугать трудностями. На полевых научилась не только премудростям таксации, но и тому, что очень необходимо в тайге: разделывать рыбу, мясо, печь хлеб, а главное, находить общий язык с разными людьми: сезонными рабочими, молодыми специалистами.
Муж Анатолий Прокопьевич тоже был таксатором. Дочь и сына оставить было не с кем, поэтому с малых лет брали их с собой на полевые, тогда это разрешалось. Командировки длились с ранней весны и до поздней осени.
– А как добирались до места полевых работ?
– Добирались на вертолётах, поездах, машинах, лошадях. Заезжали в тайгу и первым делом ставили палатку, потом строили баню, зимовье. Иначе нельзя, ведь на таборе нужно было жить несколько месяцев. После обустройства быта начиналась работа: рубили просеки, делали затёски топором, ставили столбы, делали промеры просек, закладывали пробы, а потом только начиналась сама таксация.
– А по сколько километров в день приходилось проходить пешком?
– Если на пути нет болота и сопок, то, даже выполняя работу, можно пройти 8–12 километров. Да, тяжело, но можно. Всё зависит от местности, а иногда и три километра покажутся тридцатью. Плюс рюкзак, в котором продукты, инструменты: буссоль, топор, мерная лента, высотомер, полнотомер, папка таксатора и обязательно – ружьё! Сначала у меня были карабин, двустволка, потом пистолет ТТ.
– Случалось заблудиться в лесу?
– Да, было такое на севере Иркутской области, крутанулись вокруг одного места, но муж, опытный таёжник, быстро вывел к табору.
– Что самое удивительное видели в лесах?
– Да всё как обычно: следы медведя, рыси, наводнения, пожары – это удивительное? Ситуации, конечно, разные бывали. Пастухи поставили самострел на медведя, он сработал, когда я рядом прошла, повезло – только рукав «энцефалитки» задело. Был случай: выбирались, кое-где даже ползком, из зоны пожара, это очень страшно.
– Что, и с медведем доводилось встречаться?
– Доводилось, конечно, и не раз. В 1973 году стояли в Чичатке, это в Могочинском районе. Распределили с мужем работы. Мне нужно было протаксировать участок километрах в двух от табора. Недалеко, поэтому я взяла с собой пятилетнюю дочь, ведёрко прихватила, чтобы на обратном пути брусники набрать. Осень такая тёплая стояла, воздух прозрачный, дышится легко – благодать! Задание выполнила. Собираю бруснику, рыжики попадаются. И вдруг дочь говорит: «Мама, смотри какие мишки!» Я голову подняла и обомлела: медведица с детёнышем! Мне тогда казалось, что я дышать перестала… Как сквозь пелену увидела, что медведица повернулась к нам спиной. Как я бежала, держа дочь за руку! Бегу и прошу, чтобы только доченька ничего папе не говорила! А в таборе дочь сразу кинулась к отцу: «А мы мишек видели!» Я давай отнекиваться, а муж мне: «А ты на себя в зеркало посмотри». Посмотрела и увидела седую прядь в волосах.
В 1985 году, накануне Дня работников леса, в Сретенском районе произошли встречи, которые помню до сих пор: утром вместе с собакой пошли на очередной участок. Уже подмораживало, под ногами похрустывала изморозь. Сначала встретился волк, его лаем отогнала Найда, а вышли на поляну, я и замерла: буквально в нескольких шагах стояла изюбриха. Какая она была красивая! Я впервые так близко изюбря увидела. Через несколько секунд она повернула голову в нашу сторону и одним мощным прыжком скрылась из виду. А после работы, возвращаясь к табору, уже километрах в 5–6 от него, заметила, что параллельно мне, метрах в 10, идёт старый медведь с седой бородой. Он не приближался, но и не отставал… Потом муж измерил след – 54 сантиметра! Вот такой у меня тогда получился праздничный день.
– Тяжело ли возвращаться в домашнюю жизнь после окончания полевого сезона?
– Чем дольше находишься на полевых, тем сложнее адаптироваться. В городе первое время после леса не хватает воздуха, тем не менее, в колею входишь быстро. Как будто и не уезжал никуда. Но ближе к весне – все мысли о предстоящем полевом сезоне. Доча говорила, что меня домовой дома не держит.
Надежда Павленко,
фото из архива Лидии Мельниченко