Виктор Рыбалкин, г. Балей
По мотивам воспоминаний моей матери
Зимы в наших краях богаты снегами. Бывало, расшалившаяся пурга заметала деревенские избы до самой кровли, а иной раз только печные трубы торчали из сугробов. На исходе одного из таких ненастных дней февраля 1936 года в нашей деревне объявился незнакомый человек. Смертельно усталый, в оледеневшей одежде, он брёл по единственной деревенской улице, высматривая в сгущающихся сумерках нужное ему жильё. У ворот наших соседей Скляровых незнакомец замедлил шаг, остановился…
Надо сказать, что двенадцатилетний Стёпка Скляров был моим ровесником и добрым приятелем. От него я и услышал об их неожиданном госте, когда мы катались на лыжах с крутого склона мельничной плотины.
Аркадий Иванович (так звали гостя) приходился Стёпкиному отцу родственником, некогда работал в школе учителем географии. Причину его появления в нашем захолустье Стёпка затруднился объяснить, он сообщил другое: дядя Аркадий оказался интересным собеседником, знал много историй из жизни великих людей, увлечённо говорил о Вселенной, звёздах… У меня возникло желание увидеть учителя, послушать его байки о звёздах.
И вот я у Скляровых. Хозяева отсутствовали, а их гость сидел в горнице за столом и что-то писал карандашом на листке бумаги. Услышав моё робкое приветствие, он оторвался от письма, встал и шагнул мне навстречу, протягивая свою большую ладонь:
– Здравствуй, земляк. Стало быть, это тебя интересуют звёзды? Ну что ж, приходи сегодня вечером и я охотно поделюсь с тобой и Степаном своими знаниями по астрономии.
Стоящий перед мной здоровяк нисколько не походил на школьного учителя, он скорее напоминал мне нашего деревенского силача – кузнеца Фёдора Руденко. Аркадий Иванович носил причёску под Маяковского, короткая русая бородка с проседью обрамляла его худощавое лицо со следами обморожения на щеках, над верхней губой топорщились прокуренные до желтизны усы, под нависшими бровями затаились большие тёмные глаза…
В тот далёкий вечер мы со Стёпкой чинно сидели на скамье у тёплого бока печи, а наш уважаемый Аркадий Иванович прохаживался перед нами по горнице и говорил, говорил, говорил… Очевидно, говоривший увлёкся и забыл, что его слушают неискушённые в астрономии ученики начальной школы с интеллектуальным уровнем, далёким от понимания таких астрономических терминов, как нейтронные и двойные звёзды, туманности, чёрные дыры, квазары, пульсары… Наконец, углядев на наших озадаченных лицах признаки непонимания его лекции, Аркадий Иванович предложил нам одеться и выйти во двор, посмотреть на звёздное небо. Мы так и сделали. Небо мерцало колючими огоньками далёких звёзд, среди которых учитель быстро отыскал созвездие Большой Медведицы.
– А вот наша родная галактика Млечный Путь, – указал Аркадий Иванович на пересекающую ночной небосвод светящуюся полосу, состоящую из великого множества неразличимых для глаз звёзд. – Согласно древнегреческому мифу, Млечный Путь произошёл из струи молока, брызнувшей на небо из груди богини Геры, ближайшие к нам галактики – Магеллановы Облака и Туманность Андромеды…
Говоривший внезапно умолк на несколько мгновений, а затем с грустью в голосе продолжил:
– В детстве, ребята, у меня была возможность читать книги по астрономии. Как и вы, я тогда многого не понимал из прочитанного, но это не мешало мне фантазировать: мысленно рисовать картины невозможного. Например, я представлял себя в образе сурового странника, неустанно шагающего с заплечной торбой и посохом в руке по Млечному Пути – широкой галактической дороге, вымощенной миллиардами сияющих звёзд и ведущей к прекрасному будущему. Детские фантазии взрослели вместе со мной, обретая научный смысл, а некоторые из них трансформировались в реальные темы моих научных работ, предвосхитивших исследования коллег по науке. Это вызывало враждебную зависть у бездарей из научной среды и стало причиной клеветы…
Тут учитель понял, что наговорил лишнего, пожелал нам доброй ночи и заспешил вернуться в избу.
Наутро я был разбужен выстрелами, глухо прозвучавшими в морозной тишине. Покинув кровать, я устремился к окну, выходившему на улицу. За окном происходило нечто страшное: проваливаясь в снежный наст, от подворья Скляровых в сторону пихтового леса бежал по полю Аркадий Иванович. Его преследовали двое в форме сотрудников НКВД с револьверами в руках, они что-то кричали и беспорядочно палили из револьверов вслед беглецу. Спустя минуту-другую я с ужасом увидел, как преследователи возвращались обратно, волоча под руки безжизненное тело учителя географии…
Стёпкин отец был арестован и осуждён за укрывательство «врага народа». Не обошла беда стороной и Стёпку с его матерью и младшей сестрёнкой. По весне, когда растаял снег и на склонах сопок зацвела сон-трава, за Скляровыми приехала подвода из районного центра. Не дай мне Бог ещё раз услышать слёзы и крики отчаянья несчастных людей, насильно увозимых в неизвестность. По слухам, семью Скляровых отправили в ссылку в северные районы Красноярского края.
Недолго пустовала просторная изба наших соседей. Вскоре в деревне организовали колхоз и разместили в стенах избы колхозный курятник. Жёсткая рука коллективизации коснулась и нашей семьи, когда мои родители воспротивились вступать в ряды колхозников. Уж очень им не хотелось отдавать своё добро, нажитое тяжёлым крестьянским трудом, в коллективное пользование.
Всё началось с того, что к нам домой заявились местные активисты колхозного движения и забрали из печи хлебные караваи. Дождались, когда они испекутся, и забрали, обжигая свои экспроприаторские руки о горячие бока. Потом в пользу колхоза конфисковали избу и хозяйственные постройки, затем трёх лошадей, двух коров, 12 овец… Пришлось спешно покинуть деревню и искать приют в далёком Забайкалье, куда раньше уехала на постоянное жительство старшая сестра моей матери.
Уже после нашего отъезда правительство страны приняло решение о запрете внутренней миграции для сельских жителей. Таким диктаторским способом советская власть хотела удержать не селе кадры для создаваемых ею колхозов. Людям перестали выдавать паспорта, а куда уедешь из деревни без документов? Только в пятидесятые годы, когда у власти находился Н.С. Хрущёв, крестьяне обрели полную свободу, получив заветные паспорта.
Осенью 1968 года мне удалось побывать на моей малой родине. На месте родной деревни безмолвствовал пустырь, заросший кустами боярышника и шиповника. Мельничная плотина оказалась разрушенной до самого основания, а от самой мельницы остался только каменный жёрнов, лежавший на боку у русла пересохшего ручья.
… Много воды утекло с тех недобрых времён, но я до сих пор не устаю вглядываться в ночное бездонное небо с одной и той же безумной мыслью: быть может, где-то там среди звёздной россыпи и космической бесконечности одиноко бродит знакомый мне странник, странник с Млечного Пути.