Рассказ
Люблю ночёвки у осенних рыбацких костров. Почему именно у осенних? Во-первых, на реке или озере ни комаров, ни мошек. В летнюю пору возле воды этого гнуса столько – дохнуть не дают. С вечера до утра лицо, всю голову в дыму держишь или пучком таловых веток, как какая-нибудь дама веером, обмахиваешься – не до разговоров, не до рассказов.
Во-вторых, летом вокруг тебя такое тепло – и костра не надо. Так разожгут рыбаки костерочек маленький, чай вскипятить или подогреть. Пошвыркают, отмахиваясь от комаров, завернут головы в пиджаки, куртки, плащи и спать.
Осень – другое дело. Я уже сказал – ни комаров, ни мошек нет. Зато на земле, на траве без подстилки – вороха той же травы – не поспишь. Да и ночной холодок в морозец переходит. Пощипывать начинает. Сон прогоняет. Бодрит. К костру подталкивает.
И костерок осенний рыбацкий не летний, не какой-нибудь пучок травинок и веточек – лишь бы чай разогреть да комаров, мошек попугать-разогнать. Осенний костерок – настоящий – размашистый. На той стороне реки горит – на этом газету читай. Поднесут рыбаки, не сговариваясь, по нескольку коряжек потолще на выбранное заранее для костра место, подальше от травы сухой и кустов, аккуратно осмотрят всё вокруг – пожар бы не наделать, и уж тогда костёр разожгут. И тепло от него, и светло. А со спины и боков морозец поближе к огню подталкивает. При морозце же да при таком костре и ухи хочется похлебать и чайку настоящего, на черёмушных веточках настоянного, попить, душу погреть-порадовать…
Вот тут-то, у таких костров рыбацких осенних, от которых отходить не хочется, и разговоры разные начинаются и часто чуть не до самого утра длятся.
Осенние ночи длинные, холодные. На землю не ляжешь. Пиджаком не накроешься. Морозец покалывает. Бодрит. На небе звёзды по кулаку. Спать не хочется. О чём только не говорят рыбаки. Каких рассказов не наслушаешься…
Зашёл как-то разговор о шутках, о шутниках. Всем известно, хорошая шутка силу придаёт, бодрость духа поддерживает. А тут почему-то с другой стороны подошли. Всегда ли шутки пользу приносят?
Слово взял Матвей Артёмов. Он года два назад в наше село откуда-то с запада приехал. Мужик не речистый, спокойный, как у нас говорят, тихий.
* * *
…Колхоз у нас долго держался. Вокруг уже многие колхозы рассыпались. Мы держались. До перестройки хозяйство крепким было, богатым. Зараз не растащишь. Конечно, дошло и до нас. От жизни, какая она есть, не спрячешься. Народ растревожился. Как всегда, и в радости, и в беде многие, да что там многие – всё чаще люди свои тревоги, сомнения водярой глушить начали. По любому поводу давай столы накрывать. Дружбу, так сказать, крепить. Оно толпой-то легче в завтрашний день глядеть.
Теперь уже не помню, по какому случаю село загуляло. Но было это примерно вот в такой же осенний день. Возле нашего села с двух сторон берёзовые рощи. Всё вокруг золотом покрылось – листва пожелтела, облетать начала.
Сначала мы, как водится, за столами с жёнами посидели, а потом мужики решили от баб отколоться: уж больно выли они, вздыхали, что да как будет? Куда нас эта самая перестройка заведёт, приведёт?
Взяли мы несколько бутылок водки, закуски и ушли в рощу. Там у ручейка наше любимое мужское местечко было. И бугорок сухой. И вода в ручейке рядом. Любили мы там при случае посидеть, бутылочку одну-другую раздавить.
…Ну и в тот раз всё хорошо пошло. Человек семь нас было. Теперь уже всех не упомню. А вот Гриньку Фролова, работника бухгалтерии нашей колхозной, никогда не забуду.
Плюгавенький, невидный. Пройдёшь – не заметишь. Но язык – бритва. Парой слов любого матёрого мужика на лопатки положит. Начнёт анекдоты рассказывать – актёр настоящий – до слёз хохочешь. Сам этот анекдот кому-нибудь где-нибудь расскажешь – хоть бы улыбнулся кто.
А теперь чуток назад отшатнусь. Перестройка-перестройка, но мы, колхоз наш, ещё какое-то время по инерции шли.
В тот год, как и в предыдущие, мы сдавали гурт бычков на мясокомбинат. Так было положено. Голов, помнится, около двухсот сдавали. Как всегда гурт отправляли, так сказать, пешим ходом. С гуртом направили троих парней гуртовщиков. Коней им дали исправных. Едой, деньгами обеспечили. Оплату пообещали хорошую. Парни согласились. Интересно им: ковбои настоящие, впереди места незнакомые, кони под ними сытые пляшут.
Гурт надо было гнать не спеша. За дорогу дальнюю бычки не должны были худеть, в весе терять. Наоборот, как при обычной пастьбе, спокойно на новых местах пастись, вес набирать. Ну, а чтобы ни волки, ни волки в человеческом обличье на бычков не покушались, парням дробовики выдали. Те вообще в настоящих ковбоев превратились.
И действительно, как в кино, – крепкие, ладные, молодые, только в армии отслужили, в колхоз вернулись.
Старшим среди них Алексея Пронина назначили. Хороший парень. Кузнеца нашего Ивана Васильевича Пронина сын. Сразу после школы трактористом в звено Трофима Деревцова пошёл. Года там не проработал – в армию призвали. Танкистом был. Тут, дома, в селе у него невеста была. Умница и красавица Полина Сударева – дочь нашего инженера Прокопия Андреевича Сударева и доярки Анны Филипповны Сударевой, Героини Социалистического Труда. Той самой, на всю область известной.
Алексей и Полина пожениться собирались. Родители их к свадьбе уже готовились. За перегон скота деньги, я уже сказал, приличные обещали. Вот Алексей и решил: «Сгоняю. Заработаю. А уж потом сразу женюсь».
Видимо, так они с Полиной решили. Но это я от себя говорю. Мы же всегда, когда о других говорим, рассказываем – о молодых или старых, – им собственные мысли, слова приписываем.
Но факт остаётся фактом: пока Алексей на перегоне был, Полина ни разу в клубе, даже в кино не была. Ждала его. Об этом всё село знает.
…Так вот сидим мы в роще у ручейка на своём любимом месте, выпиваем, закусываем. Солнышко. Тишина. Хорошо так. Все тревожные мысли о перестройке этой самой, о том, что с нами дальше будет, как льдинки растаяли. Ничо – выживем…
И тут из-за берёз, из-за кустов прямо на нас, кто бы вы думали, Алексей Пронин выезжает. Конь у него справный. Одет парень, как положено. Новая куртка. Сапоги начищенные. За плечом ружьё. Загорел что твой негр. Только зубы поблёскивают.
Поздоровались. Спросили как дела. «Всё нормально», – говорит.
Пригласили к нашему столу. Отказался. Ещё, говорит, дома не был. Спешу. Вот дорогу спрямил – через рощу поехал. По отцу, матери соскучился. Почти два месяца дома не был.
Мы-то, конечно, поняли, по кому он больше соскучился…
…Из села весёлый шум-гам доносится. Песни слышатся. Гармонь играет.
– По какому поводу пир идёт? – спрашивает Алексей.
Вот тут-то Гринька и высунулся. Глаза вытаращил:
– Ты что, брат, не знаешь?! Полину Судареву замуж отдают. Свадьба. Из соседнего села жених. Бравый такой. С дипломом. Инженер. Жених что надо.
…Не успел Гринька договорить, Алексей коня повернул, в березняке скрылся.
Нам как-то неловко, не по себе всем стало, будто почувствовали что-то, будто каждый свою вину ощутил. В раз пить-гулять расхотелось.
– Ну ты даёшь! — зашикали на Гриньку и расходиться собрались.
Один поднялся:
– Жена ждёт!..
Другой:
– Баба ругаться будет…
– Ну ты даёшь!..
– Ну ты даёшь!..
И тут совсем недалеко от нас выстрел бабахнул…
* * *
…Матвей замолчал. Вынул из кармана стежонки пачку сигарет. Взял тоненький прутик, сунул в костёр. От вспыхнувшего прутика прикурил сигарету.
Мы сидели в ожидании продолжения рассказа. Матвей молчал.
– Ну? И что?! – не выдержал кто-то.
– Что-что? – нехотя откликнулся Матвей. – А ничего…
– А этот самый-то Гринька ответил за свою шутку?
– Мы все в ответе за эту шутку. Никто не остановил. Не одернул. Никто даже Алексея не окликнул. У нас за шутки не судят, не штрафуют, в тюрьму не сажают. Всю жизнь на хи-хи да ха-ха живём… Вон какое государство прошутили, прохихикали…
Ну да что там. Давайте чайку глотнём. Одинарки проверять пора…
Борис МАКАРОВ, с. Акша