Возможно ли в наше время потеряться в лесу? В век спутниковой навигации и доступа к телефону насколько трудно или легко это сделать? На самом деле, заблудиться можно запросто, а вот выбраться самостоятельно не всегда получается. В России в прошлом году пропало в лесу пять тысяч грибников и охотников, из которых так и не вернулись домой 666 человек. Наверное, эта сакральная цифра как нельзя лучше подчёркивает, что с тайгой шутить нельзя. История наша сегодняшняя будет о вере, о желании жить и о безмерном человеческом мужестве.
Городской таёжник
Жил-был на свете человек, обычный и ничем не выдающийся. Про таких иногда говорят: «Родился в роддоме, учился в училище, работал на работе». Были у него обычные мать и отец, которые звёзд с неба не хватали и сына к покорению космоса не готовили. Обычная городская квартира системы «хрущёвка», маленький балкон, выходящий на заросший кустарником и бурьяном пустырь. Здесь жизнь текла равномерно и размеренно.
Звали этого человека Илья. Сызмальства мальчик бредил лесом, показывая на географии и биологии энциклопедические знания о повадках животных и лекарственных растениях. Даже химия в старших классах давалась легко, особенно органическая.
Профессия будущая была известна Илье задолго до окончания школы – охотовед. Где ещё ты будешь ближе к природе? К одиннадцатому классу парень возмужал и окреп, постоянно ходил один и с товарищем в дальние походы по горным рекам, бил без промаха на лету любую дичь. Недостаток средств для покупки боеприпасов, конечно, беда для охотника, поэтому он научился стрелять редко, но метко. А ещё через пару лет, решив не размениваться по мелочам, занялся волчьей охотой. Однако же, первый раз сходив с бригадой на облаву, он убедился, что лучше добывать хищника самостоятельно. Ну какая это охота? Все курят да галдят, как вороны на птичьем дворе во время кормёжки. Мужики сначала посмеивались над ним, обзывая единоличником, а потом рты-то позыкрывали. И немудрено, ведь Илья за сезон приносил из леса не менее десятка шкур. Волчат тоже приносил, но убивать их не мог, а сдавал в заготконтору живыми.
Прошлой осенью Илья пропал в тайге.
А могло быть по-другому
Супруга Ира договорилась с Ильёй в тот пятничный вечер о следующем: охотник едет на промысел с товарищем на моторной лодке, а через два дня возвращается и будет ждать супругу на даче – охота охотой, но и огород к зиме надо готовить. В тот понедельник Ирина так и не застала на даче Илью – он здесь вообще не появлялся. Забеспокоившись, позвонила приятелю мужа – тот тоже не отвечал.
Ирина знала, что супруг должен был подняться на 50 километров вверх по течению реки и жить это время в зимовье, карауля на соседнем прудике перелётную дичь. Пятьдесят километров для охотника – не расстояние. Вон, Москву если взять, там пятнадцать миллионов жителей на одной тысяче гектаров, а здесь на полторы тысячи всего два человека – Илья да его товарищ Костя.
Поиски были организованы местными силами, как это обычно и бывает, поскольку на реке частенько люди в переделки попадают. В том году лодка перевернулась с отцом и сыном на борту – не смогли пройти порог, пришлось их вызволять из тайги. На сорок пятом километре в глубоких сумерках нашли Костю на берегу реки. Тот сидел на камне, замёрзший и заболевший. «Мы поплыли обратно, как и условились, в воскресенье поздно вечером. Реку знали, поэтому не боялись по темноте идти. Илья у румпеля сидел, видимо, скалу не заметил, и мы борт пробили. Я помню, как он сказал мне прыгать в реку и грести к берегу. Уже в воде увидел, как он надел на шею ружьё и прыгнул следом. Лодка уже затонула к этому времени. Пока мы плыли, то перекрикивались, а потом в потёмках я его потерял и более не слышал», – рассказал Костя уже в городе.
Напрасные поиски
Зная Илью, никто даже не предполагал, чтобы опытный таёжник смог погибнуть. Несмотря на свою молодость, он прекрасно знал, как ориентироваться в лесу без всякого компаса и карты. Медведей можно было уже не опасаться – в это время они ищут не пищу, а берлогу. Долго искали пропавшего охотника, но так и не нашли. Ирина тогда вспоминала: «Он меня часто брал с собой на лодке вверх по течению – берег высокий-высокий, а на вершине берёзы стоят. Однажды едем, а на одну такую берёзу медведь облокотился. Громадный такой. Я думала, что помру от страха, а Илюша всё в кулак посмеивался да на меня поглядывал. Рыбалка там хорошая, супруг меня и приучил к ней. Охоту не люблю – громко ружьё хлопает, а вот рыбу половить – милое дело. Каждый камень, каждую протоку он мог узнать днём и ночью с закрытыми глазами, в засуху и в наводнение. Как он мог тогда пропасть в родных местах, я не знаю».
Когда поиски прекратили, уже совсем завернуло в зиму. Зимы в эти места приходили рано. Было ещё тепло по сибирским меркам, однако же снегу подкидывало столько, что не всякая лошадь проберётся. Вот как раз в такое время местный охотник Алексей нашёл в лесу Илью – спустя двадцать дней, в тридцати восьми километрах от того места, где перевернулась лодка на реке. Нашёл измождённого, но живого и в сознании. Алексей довёл скитальца до лодки и доставил к людям.
Человек и лес
Возможно ли за двадцать дней прожить целую жизнь? Возможно, если ты начал её жить заново, как это произошло с Ильёй.
Течение несло парня всё дальше и дальше, он уже не слышал криков Костика, лишь чувствовал, как меховая одежда тяжелеет и начинает тянуть его ко дну. Он уже начал захлёбываться, как почувствовал под ногами галечное дно. На четвереньках выполз на берег и долго лежал, слушая, как громко бьётся в замёрзшей груди сердце. «Спички у меня всегда с собой. Я могу на охоту ружьё забыть, но спички – никогда, – смеётся Илья. – Ружьё было жалко, да и за Костика беспокоился. Меня затащило в протоку, которую я принял за основное русло в темноте, поэтому утром не смог отыскать Костю. Поискал ружьё на дне реки, но потом бросил это дело. Руки и ноги от холода быстро застывали – как я выплыл, ума не приложу».
Таёжник развёл большой костёр «надья» и до утра сушил одежду и сапоги. Сушил долго и тщательно, а с восходом солнца отправился на поиски товарища. Кричать не мог, так как голоса не было, только лупил время от времени булыжниками по скале. «Кругом лес стеной – звук метров на сто слышно, не более. Пока разобрался, что это протока, а не русло, утопал наверх уже порядочно – нет Кости. Решил, что к людям надо выбираться, да поскорее. Река-то пятьдесят километров – это по извилистой, а если по прямой, то короче на десяток будет. Думал срезать через распадок», – вспоминает Илья.
Мог ли предполагать таёжник, что срезая себе путь, он заблудится и три недели будет искать путь домой? К вечеру пошёл снег, да не такой, как в городе – мелкий и редкий, а настоящий, который валил хлопьями и забивал глаза и нос. На метр вокруг было не видно ничего. Илья уже отошёл от реки на много километров, но снегопад решил переждать, забившись под раскидистую ель.
«Утром просыпаюсь, чувствую, пошевелиться не могу – снегом завалило по уши, выкарабкался наружу, а ноги застыли. Долго потом отогревал их у костра. Куда идти, не знаю – все тропинки засыпало», – рассказывает таёжник. Осенью снегопады тают быстро. Вскоре потекли ручьи по раскисшему лесу, показались низкие сопки. Из-за путаницы с протоками Илья решил, что сильно забрал вправо и вновь вышел к реке. Обругав себя за неверно выбранное направление, он отошёл от сопок и углубился в лес, не подозревая, что уходит туда, где никого нет и быть не могло.
Бесконечный лес без конца и края. «У нас как-то сосед поссорился с дочкой и ушёл в лес. Там и помер. Мы его нашли, а вокруг него были обглоданы берёзы – есть кору пытался. Вспомнил про этот случай, тоже попробовал – жрать невозможно. Грибы уже давно отошли, голубика отошла, а вот брусники было навалом. С тех пор я на эту ягоду смотреть не могу, даже от одного запаха воротит. Я тогда похудел на шестнадцать килограммов», – улыбается Илья.
Прошёл ещё один день, а потом ещё. Илья уже давно понял, что заблудился. Однажды набрёл он на зимовьё, где были бутылка масла подсолнечного и банка тушёнки. Устроил себе настоящий пир. Хотел охотник дождаться хозяина избушки, а потом понял, что бессмысленно – сезон ещё не начался, а владелец зимовья может через пару месяцев прийти.
Снова пошёл снег, который уже не таял и замёл пути, ведущие от зимовья в разные стороны. По просеке вышел Илья на берег реки и стал спускаться вниз по течению. «Это я сейчас знаю, что не на ту реку вышел, а тогда думал, что хватит кружить – пойду вдоль берега. Так и шёл, пока эта речка в другую не впала. Тут у меня вообще ум за ра-зум зашёл», – говорит Илья.
Оставаться в тайге – значит замёрзнуть насмерть. Оставаться в зимовье с печкой – умереть от истощения. В итоге охотник решил выбрать первый вариант. Лучше за жизнь бороться, нежели в избушке на нарах помереть. Так и шёл по лесу, следя за тем, чтобы солнце в левое ухо светило. «По ночам костёр разводил, старался с одной спички. Свои ещё оставались, да ещё в избушке приватизировал хозяйские. Наломаю верхушечника, свалю в кучу да спичку туда. Вспыхивало, как порох», – вспоминает он.
Голод и холод
Пока охотник сидел у жаркого костра, было хорошо. Руки нагреет на огне да подмышки сунет – если там тепло, то и всему телу тепло. Однако стоило от огня отойти, как хиус тут же продирал до костей. «Жалко, что в зимовье котелка или кастрюли не было. Я бы тогда морс варил себе из брусники – он пользительный. А то пил из луж или вообще снег жевал. А много в нём проку-то, в снеге? Никаких минералов. Не напиваешься, как будто холодный воздух пьёшь. В ладонях грел и пил, а руки потом в костре грел. Кожа с ладоней отошла и засохла. Шершавые-шершавые были, хоть доски обрабатывай. А вот есть хотелось. Я ту банку тушёнки из зимовья на всю жизнь запомню», – смеётся охотник.
Когда силы покинули и ноги не слушались, он выломал палку в лесу и шёл, опираясь на неё. Когда Илью нашли, он посох этот с собой забрал. Хранит его до сих пор. «Даже собаки с собой не было. Ружьё потерял. Не знал, что с Костиком. Я да палка эта – больше ничего. Когда меня нашёл Алексей, я даже испугался. За двадцать дней никого вообще не встретил, даже белку завалящую, а тут сразу живой человек», – говорит Илья.
Промысел охотник не бросил после своих скитаний. По-прежнему с Костиком ходит за добычей и достаёт свой посох за вечерними посиделками, вспоминая те двадцать дней, которые пришлось прожить отдельной жизнью.