9:50 утра. Возле магазина игрушек стоит невысокого роста мужчина лет сорока. Нетерпеливо посматривая на часы, он то и дело кашляет себе в кулак. Коренастый, в камуфляжном охотничьем костюме и испачканных глиной ботинках. Это Николай. Каждый месяц он приходит в этот магазин, чтобы купить игрушки, детские пособия и настольные игры. Покупает не абы что – в руках список, написанный неумелыми детскими руками: конструктор «Лего», куклу из мультика «Маша и медведь», набор юного модельера и так далее. Николай посматривает то на магазин, то на список, и в его густой бороде, подёрнутой серебристой сединой, угадывается лёгкая и даже чуть грустная улыбка.
Рольставни с шумом поползли вверх, щёлкнул изнутри замок на дверях. Десять часов – магазин открылся. Мужчина привычным движением берёт две большие тележки для товаров и, чуть прихрамывая, двигается между рядами. Помощь консультантов ему не нужна. Николай не хуже них знает, где и что лежит на полках детского супермаркета. «Я раньше в другом магазине закупался, – рассказывает Николай, внимательно изучая инструкцию к машине на радиоуправлении. – Дорого выходило. Сейчас вот уже четвёртый год здесь. Мне скидку хорошую делают, да и вещи качественные». «С вас двадцать семь тысяч четыреста рублей», – звучит голос заспанной кассирши. Мужчина расплачивается, складывает покупки в большие пакеты и идёт к машине. Старая белая «Нива» без задних сидений, с красной дверью с одной стороны. На крыше привязаны внушительных размеров домкрат и лопата, а в багажнике среди мешков валяется металлодетектор.
Всё осталось позади
Вот уже четыре года каждый месяц с мая по сентябрь Николай тратит тридцать тысяч рублей на игрушки в детский дом, или, как сейчас принято назвать, в центр для детей, оставшихся без попечения родителей. Николай по старинке называет это место детским домом. «Сейчас требования к игрушкам для детей очень серьёзные, – рассказывает мужчина, выводя машину на главную улицу города. – Вот раньше, лет двадцать назад, мы с друзьями собирали детские вещи по знакомым, давали объявления в газету. Люди несли многое. Одно у нас было условие – чтобы чистые были вещи. Постиранные. Большой дефицит был с детским нижним бельём. Плавочки да трусики для малышей днём с огнём не сыщешь. Сейчас игрушки нужны только с бирками, только сертифицированные, а иногда и определённой фирмы-изготовителя. Если не будет бирки – их не примут. Цены кусаются – на рынке мягкие собачки да зайчики стоят по триста рублей, а в супермаркете – две-три тысячи, хотя разницы я не вижу».
Машина, гремя железом на крыше, въехала во двор детского центра. Заходим в приёмную. Где-то в глубине помещения слышны приглушённые крики и смех детей. Долго ждём. Наконец приходит социальный работник, непонимающе смотрит на Николая, а потом, узнав, чуть улыбается. Однако видно, что она не рада его визиту. С равнодушным лицом принимает пакеты с игрушками, говорит сухое спасибо и удаляется по коридору. Николай некоторое время смотрит ей вслед, теребя в руках засаленную кепку, а потом выходит на улицу.
«Раньше мне разрешали с детьми видеться. По списку раздавал подарки, а те визжали от восторга. Показывали мне свои рисунки, рассказывали, кто что делать научился за тот месяц, пока меня не было. Был там мальчик один, Никитой звали. Лет девяти парнишка, смышлёный такой. Всё на руках хотел ходить научиться, да не получалось. Обещал, что обязательно к следующему моему приезду выйдет встречать на руках. Но больше я его не видел. Да и не только его. Новый закон – посторонним запрещено с детьми общаться. Только через социальных работников».
Николай не торопясь добрёл до лавочки, уютно примостившейся под раскидистой рябиной. Смотрел на окна и улыбался. Мужчина тогда, сорок лет назад, впервые попал в это заведение в двухнедельном возрасте. Мать отказалась от Николая ещё в роддоме. «В 90-е годы тяжело было всем, не только детдомовцам. Я зла вообще ни на кого не держу. Наоборот, рад: то, что я пережил, теперь осталось позади. Сейчас в этом детском доме на каждом этаже висят телефоны. Если педагог даже подзатыльник даст, ребёнок имеет право позвонить в службу по защите прав несовершеннолетних». В 1990 году десятилетний Коля случайно уронил стол с одеялами. Пьяная санитарка за это сломала ему ногу в двух местах. Тридцать лет прошло, а мужчина до сих пор прихрамывает. «За нами не следили вообще. Санитаркам не платили зарплату, поэтому они на работу ходили пить. Мы, малыши, были под присмотром старших ребят, которых называли «академиками». Слово их было законом. А санитарка та погибла. Уснула пьяная с сигаретой и сгорела в собственном доме».
Жизнь закалила
Сейчас Николай работает на зимних вахтах. Денег не сказать, чтобы много платят, но при скромных тратах на жизнь хватает. Однажды по совету товарища он купил за шестьдесят тысяч рублей глубинный металлоискатель, поехал в тайгу и за первый день наковырял в земле почти тонну чёрного металла: кусков рельс, траков от трактора, балансиров и прочего. В два этапа вывез железо на приёмку и получил двенадцать тысяч рублей. «Мне деньги особо не нужны. С детства привык к минимальному – чистая одежда, крупы и тушёнка, ну и, пожалуй, курево», – улыбается мужчина. Тогда он поехал в канцелярский магазин и на все деньги купил пластилин, альбомы, наборы фломастеров. Привёз всё это в детский центр. Долго сидел в окружении ребятишек и смотрел сверху вниз на светлые головёнки, уткнувшиеся в новые альбомы. Гладил какую-то девочку по голове, а сам пытался проглотить ком, который к горлу подступил.
«В двенадцать лет впервые убежал из детдома. Пока шлялся по улицам, нашёл большой огрызок яблока. Ничего вкуснее в жизни я не ел. Потом всё мечтал, что вырасту большой и куплю себе много-много яблок. До сих пор чувствую вкус того огрызка. Когда стало легче и в детдом стали фрукты привозить, я всё равно прятал яблоки под подушкой».
Жизнь закалила Николая. Добрый и всегда спокойный, он в межвахтовый период просиживает над старыми картами в поисках заброшенных деревень, а потом едет искать железо. Его в тайге много – работы хватает. Себе оставляет только минимум, на остальное покупает игрушки в свой детский дом. «Мне сейчас гораздо проще на мир смотреть, да и проблемы воспринимаются легче. После детского дома отправили в училище, выдав на руки денег, которых хватило по тем временам на двадцать булок хлеба. Дали комнату в общежитии. Учился на моториста, и даже стипендию платили. Потом нашёл маму. Она меня сразу узнала, хотя видела ещё грудничком. Мама оправдывалась, мол, мне сказали, что ты умер в роддоме. Посидели. И опять расстались. Навсегда. Моим домом был детский дом».
Мать для Николая – лишь биологический родственник. Этот мужчина всю жизнь был один до определённого момента. Не получилось ему вновь стать сыном. Даже методист из детского дома для него была больше мама, чем родная кровь. Так уж человек устроен. Детдом тех лет – это государство в государстве, где воспитатели лишь следили, чтобы дети не поубивали друг друга. Конечно, были и ссоры, и драки, и откровенный криминал.
Уважение
Сейчас Николай встречается с женщиной своего возраста, которая также выросла в детском доме. Вика очень уважительно и терпимо относится к увлечению мужа – сбору глубинного металла. «У меня дочка есть – она уже взрослая и живёт в другом городе. Я никогда не знала человеческого тепла, а тут познакомилась на приёмке с Николаем – я там на грузовых весах работала. Смотрю, зачастил он к нам. Столько приёмок в городе, а вот такой крюк делал, чтобы меня увидеть. Однажды заглядываю в прицеп, а там громадный букет полевых цветов, я его даже обхватить не могла. Это был первый букет, который мне подарили», – смеётся Виктория.
«Нина Ивановна была замечательным директором. Я заранее говорил ей по телефону, что, мол, завтра приеду. Она встречала меня на крыльце, всё про жизнь спрашивала, интересовалась, как у меня дела. Часто любила вспоминать, каким я был маленьким. Ирина Фёдоровна, методист, тоже была хорошей. Я с ней консультировался, какие пособия купить. Она часто отговаривала меня, вроде как такие траты большие, а мне надо жизнь свою устраивать. Потом Нина Ивановна умерла. С её кончиной уволилось много педагогов, не захотевших работать с новым руководством. Теперь детский дом остался таким, как я его помню, только снаружи, он полностью изменился внутри. Видите, меня даже к детям не пускают, хотя я треть жизни тут провёл и все об этом знают. Дети не виноваты, что детство не получилось. Пусть хоть игрушкам порадуются. Однажды я просто деньгами передал помощь от себя, а потом увидел в кабинете у директора новый диван. Решил, что лучше игрушки буду брать. Наверное, поэтому меня здесь не очень любят», – Николай встал с лавочки и пошёл к машине.
Когда ты счастлив
«Опять задняя ось выскочила – новую покупать надо. Дороги в тайге после дождей плохие, а металл вывозить надо. На недельке ещё один рейс выполню, чтобы запчасть купить, а потом на вахту надо собираться», – мужчина сел за руль и долго крутил стартёр, прежде чем автомобиль смог завестись. «Однажды я нашёл металлоискателем громадную медную шестерёнку, весила она килограммов десять. Я с помощью сварочного аппарата наварил глаза, усы, нос. Получился симпатичный такой лев. Установил его на площадке для игр в детдоме, а на другой день его украли. Понятное дело, медь очень дорогая, вот и сдали, наверное, в приёмку. Даже посмотреть на него ребятишки не успели», – сокрушённо качая головой, рассказывает Николай.
На вахте мужчину держат на этакого чудака, который живёт прошлым и тратит непонятно на что деньги, заработанные тяжёлым трудом. «Нам с Викой совсем немного надо. Жильё у нас своё. Я работаю, и она работает. Детский дом – это не просто какой-то там этап моей жизни. Это и есть моя жизнь. Если попал туда с пелёнок, то и не знаешь, как бывает по-другому. Тяжелее всего приходилось тем детям, которые становились воспитанниками в десять-двенадцать лет. Они знали, что такое мама и папа. Да, родители пили и били, но дети их искренне любили», – говорит мужчина.
Больше двадцати лет прошло с тех пор, когда юный Коля покинул детский дом и окунулся в водоворот взрослой жизни. Жизни, где его не ждали. Найдя свой смысл в своём существовании, он видит будущее именно таким и не пытается изменить его. «А для чего мне будущее? На мой век хватит. Путь будущее будет у тех, кому только предстоит начать жизнь вне стен детского дома. Ведь когда ты счастлив, то значит, ты всё правильно делаешь. Верно?» – Николай закрыл двери гаража, махнул соседу и, слегка прихрамывая, поспешил домой.
Имена изменены.