Девушка пела в церковном хоре
О всех усталых в чужом краю,
О всех кораблях, ушедших в море,
О всех, забывших радость свою.
Так пел её голос, летящий в купол,
И луч сиял на белом плече,
И каждый из мрака смотрел и слушал,
Как белое платье пело в луче.
И всем казалось, что радость будет,
Что в тихой заводи все корабли,
Что на чужбине усталые люди
Светлую жизнь себе обрели.
И голос был сладок, и луч был тонок,
И только высоко, у Царских Врат,
Причастный Тайнам плакал ребёнок
О том, что никто не придёт назад.
А. Блок
Выражаю огромную благодарность АО «Прииск Соловьёвский» в лице Анны Райс и Екатерины Наполовой за организацию экспедиции из Забайкальского края в Амурскую область!
Вместо предисловия
Сразу после возвращения из экспедиции я заболел. Видимо, путь в две с половиной тысячи километров и четыре дня скитаний по тайге сказались на здоровье сильным переутомлением, и я слёг в постель. Всё тело трясло, ломило кости и зубы, а слабость была такая, что хотелось раствориться в кровати, чтобы исчезло чувство тяжести. Болел я недолго – часа три, так как не люблю болеть, но это состояние как нельзя лучше дало прочувствовать, что пережили люди, попавшие в концлагерь «Бушуйка» и тысячи других лагерей по всей стране. Сейчас, когда среди обывателей распространены хвалебные оды о режиме правления Сталина, концентрационные лагеря смело можно назвать грязными пятнами на блестящем мундире КПСС. Закрылась предпоследняя страница моих исследований в попытках воссоздать семейное древо, но, Господи, как же тяжело далась мне эта страница!
Как всё начиналось
Уже много лет как закрылся лагерь «Бушуйка». Последние семьи покинули территорию в 1959 году. Сейчас в густой траве с трудом угадываются остовы бараков, заросшие густой травой, да попадаются местами печные чугунные дверцы и неимоверное количество сгнивших сапог. Ближе к сопке виднеется бесчисленное множество могилок, на которых качаются вековые берёзы. Могилки легко распознать – маленькие холмики, покрытые мхом, и каменные навалы. Много раз жители села Соловьёвск, отправляясь за брусникой, коя во множестве растёт вокруг, находили черепа да кости людские, вывернутые из земли дождями да медведями…
В 1929 году мой прадед Андрей Фёдорович Долгих вместе со своей супругой Дарьей Афанасьевной и тремя детьми, Таисией, Анатолием и Леонидом, были этапированы из села Кодское Шатровского района Курганской области в концентрационный лагерь «Бушуйка», что на севере Амурской области. Из архивных документов стало понятно, что крепкие хозяйственники отказались вступать в колхоз и платить налог, за что и были признаны «врагами народа». Остались позади пашни, добротный дом, скотина… Много народу умерло в товарном вагоне, пока добрались до места.
Вот как вспоминают очевидцы эту дорогу смерти: «В каждом вагоне стояла железная печка, а в углу помещалось ведро, служащее туалетом. Запах от него стоял невыносимый. На каждой остановке кто-нибудь из нас выносил это ведро на перрон, одновременно помогая сгружать умерших в пути людей. Умирали они постоянно, иногда по 2–3 человека за ночь.
Мы прибыли на станцию Невер за бесконечно долгие две недели, и нас погнали через тайгу в лагерь. Детей и женщин увезли на машинах, а мужчин заставили идти пешком тридцать пять километров. Среди нас было много белорусов, которые попали в ледяную страну в одних ситцевых платьях и летних костюмах. Всю еду у нас отобрали по прибытии, хорошо, что её хватило пережить дорогу».
Царство комаров
В 1929 году лагерь «Бушуйка» только начинал раскручивать свой жернов смерти. За пять лет до этого здесь стояло зимовье, где находили приют почтальоны, а потом возвели четыре громадных барака из неотёсанных брёвен и двумя рядами нар. В каждом бараке было по три печки, пол отсутствовал, а стены покрывал толстый слой льда. Здесь и спали, прижавшись друг к другу, чтобы не замёрзнуть насмерть. Из-за великого множества людских тел повернуться на другой бок было невозможно, зато было более-менее тепло, тем и спасались.
Детей забрали сразу в так называемый детский лагерь, где действовала школа. Однажды прибежала оттуда воспитательница с белым от ужаса лицом и сказала, что её попросили отравить детей. Женщина отказалась, дети остались живы, но больше её никто не видел. Это не достоверно установленный факт, а лишь одно из воспоминаний узников «Бушуйки».
Мужчины были отправлены на лесозаготовки, а женщинам поручалось собирать ягоды и грибы. Стояло уже лето, и тучи комаров висели над болотом, чадящим зловонием и лихорадкой. Когда я бродил по этим местам, комары меня буквально жрали. Великие полчища насекомых, невзирая на ветку в моих руках, впивались сквозь толстый свитер в спину и руки. Вечером в гостинице всё тело нестерпимо горело и зудело. А как же они там тогда?.. Мне говорили: «Привыкли…» Как можно привыкнуть к тому, что тебя жрут заживо?! Наверное, люди были другие – смирившиеся, не обращающие внимания.
Самое страшное, что все эти испытания дети переносили наравне со взрослыми. Как вспоминают бывшие узники, дети были очень напуганы, но беспрекословно слушались своих мучителей. А потом наступила эпидемия тифа, от которой в лагере умерли абсолютно все дети младше пяти лет. Среди них были и родившиеся уже здесь Федя и Ирочка. Федя уже говорил, а и Ира была младенцем. Похоронили их тут же, выцарапав имена на консервных банках…
Великое множество могил окружает «Бушуйку». Земля здесь болотистая, а возле сопок проступает коренная порода. Выкапывали неглубокие ямки (сантиметров тридцать) опускали детей на жердях и закладывали камнями. Над лагерем ещё долго висел удушающий запах разлагающихся под тяжёлыми камнями измученных детских тел…
Долгая дорога к цели
Всё это и многое другое я узнал уже по прибытии в «Бушуйку» на бывший золотодобывающий прииск «Уркан», входивший тогда в состав организации «Амурзолото». А пока я ни о чём не догадывался. Я знал всего лишь одно слово – «Уркан», и что там отбывала ссылку семья моего прадеда.
Где искать? Как искать? С чего начать? Я не знал ответы на эти вопросы.
Шуршал под колёсами машины мокрый асфальт. Все четыре дня, не переставая, лил дождь. Дорога сразу за Чернышевском была отвратительной, недаром её амурчане называют «Читинские волны». Автомобиль то и дело подкидывало на этих волнах, норовя выбросить в кювет.
Природа изменилась до неузнаваемости. Голые сопки Забайкалья уступили место сплошной дремучей тайге, состоящей из лиственниц и низкорослых берёз. Ни одной полянки, только лес, лес, лес без конца и края.
Так мы и ехали, а на сердце всё тревожней, всё тоскливей.
Громадный комфортабельный внедорожник с мягкими сидениями и климат-контролем, горячее питание на каждой остановке. Тем не менее, ехали долго, как мне показалось. А каково было им?! В товарных вагонах, с больными детьми на руках, едущим в неизвестность? Как же мы избалованы благами цивилизации!
Проехали дорожную развязку и взяли путь на Уркан. Сердце так и прыгало в груди! Никогда бы не подумал, что смогу попасть туда вот так сразу, а не через много лет, как я поначалу планировал. Летим по трассе, слева промелькнула неприметная голубая табличка, где белыми буквами написано: «Концлагерь Бушуйка». Заселились в гостиницу посёлка Соловьёвск, построенную местными золотопромышленниками. Горячий душ, вкусный ужин, мягкая кровать. А как же они?.. В ледяном аду бараков! Без нормальных воды и еды? На месяц в качестве премии давали два килограмма овса и килограмм селёдки!
Засыпал, а душа рвалась туда.
Поиск и медведи
В местном музее благодаря моим друзьям удалось поднять приказы от 1933 года, а также список репрессированных в Амурскую область. Вот они, мои родные… Долгих Андрей работал рабочим на прииске «Уркан», осуждён тройкой ОГПУ ДВК к ссылке всей семьёй на спецпоселение. Долгих Алексей, его брат, осуждён теми же на тот же срок. Долгих Дмитрий осуждён в мой день рождения, 1 августа, а спустя полтора месяца получил пулю от новой власти. По правилам тех лет, упоминаются лишь главы семейств, безымянные дети и жёны так и остались для многих безымянными.
И только после посещения музея в сопровождении его директора мы поехали в «Бушуйку».
Дорога хорошо накатана. Кое-где поперёк лежат тощие берёзки, сгнившие в болоте на корню. Сочные болотные кочки, сырой воздух и комары. Ещё тогда в своих приказах начальник участка Александр Круглов писал в Москву, что лагерь этот построен против всех норм. И даже кровавый Ягода, получая подобные известия, негодовал от бесчеловечности по отношению к «кулакам». Что ж, даже в аду проскальзывает милосердие…
Стоит на братской могиле поклонный крест, который возвели тут совсем недавно. А в стороне виднеется памятная табличка со следующим текстом: «На этом месте с 1929 по 1953 гг. стоял один из самых кровавых сталинских лагерей – БУШУЙСКИЙ. Здесь страдали и погибали лучшие представители нашего народа – епископы и священники, учёные и представители интеллигенции. Только в 1931 году погибло более 16000 человек. Всего за время существования лагеря погибло более 40000 человек».
Вышли из машины. Проводник наш, коренной житель посёлка Соловьёвский, указал на обилие медведей в этом районе. Ободранная кора на деревьях, сломанные молодые сосны и помёт на тропах. Идём, но оглядываемся.
В годы существования лагеря здесь всё было голым – вырубили лес на дрова и постройки. Сейчас же лес стоял плотной стеной, обильно подпитанный некогда человеческим перегноем. Хотелось закрыть глаза и увидеть то, что происходило на этом месте девяносто лет назад. Я поднял камень. Несмотря на страшный холод на улице, он был тёплым. Плоский и отколотый с одной стороны, он был невольным свидетелем того, что происходило в этом месте. Камень я забрал себе. Видимо, отсюда и выходит выражение: «Время собирать камни». Так и для меня настало время по осколкам собирать разбитую, раздёрганную, погибшую семью своего древнего рода…
Прадед Андрей попал сюда в 1929 году, когда здесь стояли всего два барака, четырёхметровый забор с колючей проволокой и дом охраны. Им так и сказали тогда: «Не хотите сдохнуть – копайте землянки!» И они копали, и жили в них. Кормили протухшей рыбой, а за работу платили хлебом. За перевыполнение нормы – 1100 граммов, за выполнение – 800, за невыполнение – 400 паршивого, но такого вкусного и желанного хлеба. Больным продукты вообще не полагались.
А была ли жизнь?
Как сказал один современник, жизнь всюду найдёт себе путь. Была она и здесь, вымученная, выстраданная, но всё-таки была. Обратимся к воспоминаниям тех, кто пережил этот кошмар и кто оставил о себе память в беседах с замечательной местной писательницей Екатериной Наполовой.
Ксения Ильина. «Попала в лагерь в 1930 году. Комендант был душевнее и добрее, чем мы думали. Видя, как страдают спецпереселенцы, как умирают от голода и холода, он сказал однажды: «Кто может и у кого есть деньги, уходите ночью из посёлка и уезжайте, но только так, чтобы мы не видели. А потом коменданта сменили. Вновь прибывший приказал отобрать у детей одеяла, потому что «кулацкие дети не должны спать в такой роскоши». Так и спали пятилетние малыши на голых нестроганых досках, поджав под себя тощие ноги…»
Евдокия Осиповская. «Попала в лагерь в 1931 году. По ночам во дворе были слышны стоны и крики «Помогите!». Наутро смотришь – лежат трупы на завалинках. Не успевали копать ямы; кто как мог, тот так и выживал».
Пётр Ивашкевич. «Попал в лагерь в 1931 году. Наши однофамильцы должны были быть раскулачены, но перепутали бумаги и арестовали нас. Когда всё выяснилось, мы не стали людей выдавать и сами добровольно поехали в «Бушуйку». У той семьи семеро по лавкам, а мы уже настроились на худшее. Пока ехали, были люди с грудничками и глубокие старики. Они умерли самыми первыми».
Василий Химченко. «Попал в лагерь в 1931 году. Медицинской помощи не было, каждый день в лагере умирало несколько десятков человек. Если кто-то был недоволен условиями жизни в лагере и нечаянно высказывался об этом, его ночью убивали, чтобы никто не видел».
Сёстры Смирновы. «Попали в лагерь в 1931 году. Мама умерла от инфаркта в первый год, а потом началась большая эпидемия тифа. Мы стали голодать, народ умирал от недоедания. Папа, отдавая нам весь свой паёк, стал худеть и заболел. Забрали в больницу, где он и умер в 1932 году. Мы остались одни с совершенно чужими людьми, но они нас не бросили и при очередном этапировании в город Алдан на прииск «Средне-Сталинск» мы смогли выжить».
Алдан
Великая и холодная река Алдан. Многие путешественники мечтают о том, чтобы проплыть на лодке по этим мутным и стремительным водам. После 1932 года встал вопрос о добыче золота в этих местах. Одновременно началось финальное строительство Байкало-Амурской магистрали, легендарного БАМа.
Тогда уже было понятно, что вольнонаёмных людей не хватает и что их должны заменить или подменить узники. Я совершенно ничего не знал о пребывании прадеда Андрея на Алдане, но в моей семье хранится воспоминание, что сын Андрея Анатолий, то есть мой дед, ездил на Алдан после окончания школы «посмотреть на места». Логично предположить, что место для туризма он выбрал не абы какое, а именно то, где работала в ссылке его семья. И этому нашлось подтверждение во время моих исследований. Из лагеря «Бушуйка» многих физически крепких отправляли пешком на алданские прииски. Чтобы вы понимали, это шестьсот пятьдесят километров, которые пешком узники преодолевали за три недели. Охрана была слабая, поскольку бежать было некуда: вокруг только горы и непролазная тайга.
По воспоминаниям спецпереселенцев, под городом Алдан, стоящем на одноимённой реке, было несколько приисков, один из которых назывался «Средне-Сталинск». Доподлинно известно, что бушуйские узники работали в этом лагере, и, может быть, семья прадеда Андрея была здесь. Иначе зачем бы его сын Анатолий посещал эти места? Наверное, он вспомнить хотел, понять смысл их страданий, ведь ему на момент ссылки было чуть больше семи лет…
Вместо послесловия
Окончена предпоследняя глава. Осталось совсем чуть-чуть: найти могилы жены прадеда Андрея Дарьи Афанасьевны и его родителей.
Для желающих помочь и немного заработать – следующая информация. На Читинском городском кладбище покоится Дарья Афанасьевна Долгих. Где-то в районе сторожки, справа или слева от въезда на кладбище. Годы жизни – 1906–1973. Насколько мне известно, установлен памятник из арматуры в виде тумбы со звездой. Номерок на могиле мог не сохраниться, но он известен: 19370. Нашедшему премия – 5000 рублей.
Берегите себя! И прости меня, Господи, когда я начинаю жаловаться на жизнь.
Антон Доценко,
Фото автора