Главный закройщик моей жизни

С чего началась наша дружба, я уже не помню, но точно знаю, что она была и есть взаимная и крепкая. Странная ментальная связь между восьмиклассницей и женщиной за пятьдесят… Моя тётя часто мне говорила: «Бабушка всегда мечтала о дочке, вот в твоём лице её и получила». А я получила от этой дружбы намного больше – богатый жизненный опыт и наставника по рукоделию.

Рукодельничать я люблю, но в моём детстве часто то ниток не было, то тряпочек каких-то не хватало, спиц всего было две, и те разного размера, книг по рукоделию не было вовсе. В начальной школе научили держать иглу, в средней – вышивать. А настоящие изделия изготавливать научила меня моя вторая бабушка, которая де-юро — не родственница, а де-факто – самая моя-моя. Это отдельная история, вкратце я говорю так: она – мама мужа сестры моей мамы. Начинаем цепочку мамой и заканчиваем мамой, потому что она самая настоящая мама.

Зовут её Кабанова Елизавета Гавриловна. Родом она из прекрасного посёлка Агинское, где родилась, выросла да и пригодилась, причём очень даже пригодилась, поскольку почти всю свою трудовую жизнь проработала главным закройщиком в КБО посёлка.

Все эти подробности я узнала со временем, просиживая в удобном бабушкином кресле у неё дома. Нет, я не просто так просиживала её кресло, а листала бесконечные журналы «Burda», коих к моей радости были целые залежи, вдохновлялась, глядя на фотографии изделий заморских и отечественных мастериц, прикидывала, смогу ли качественно их повторить или попросту переведу своё и бабушкино время в пустоту. Бабуля, видя мою неподдельную заинтересованность, метала мне свежие журнальчики, как рыбаки рыбу. Я тяжко вздыхала и не могла определиться. Конечно, хотелось связать небесно-голубое ажурное платье в пол, дополнить его не менее ажурной пелериной, на руки сотворить белоснежные митенки в ансамбле с кокетливой панамой.

Всё это, как на духу я немедленно сообщала гуру мастерства и повелительнице пряжи. Бабуля, оценив степень моей заинтересованности, начинала с простых вопросов: какого цвета должна быть пряжа, какого вида, сколько мотков придётся купить, какой нужен крючок, где схема вязания и много-много других вопросов, которые слышались мне, как непереводимая игра слов. Я дурела от количества подводных камней, не зная, что расход пряжи высчитывается, исходя из размеров и типа пряжи, и измеряется в граммах. В этом месте я хихикала и представляла себя с пряжей и безменом, а ведь речь не о крупах и конфетах, а о платье. «Ну, ба! – восклицала я, – у тебя, что, крючков нет? Вот этот подойдёт», – хватала я первый попавшийся (какая разница, он же цепляет нитку, и ладно).

В общем, оказалось всё намного сложнее и интереснее.

И мы начали… с носовых платков, кои я обметывала в ателье, где работала ба. Приходила я туда после уроков, поднималась по страшно крутой лестнице и попадала в самый настоящий цех – цех по производству одежды индивидуального пошива.

В цеху было всё по-настоящему. Во-первых, он был гигантским, потолки высоченными. Всюду стояли промышленные машинки – здоровенные, и тяжёлые агрегаты. Кругом стоял шум от стрёкота клацающих игл, прижимных лапок и вращающихся колёс, умноженный на количество мастеров. На длиннющем раскройном столе высились горы ткани, а ножницы закройщика были просто феноменальные – все мои пальцы влезали в одно ножничье ухо, клац – и нет половины от… от чего хочешь, так что лучше не трогать.

Дело моё было маленькое – обметывать края носовых платков. Я честно делала свою работу и как прилежная ученица с синдромом отличницы ходила отчитываться за каждый обработанный платочек к «Гавриловне», как её уважительно звали коллеги. Бабушка Лиза меня неизменно наставляла и хвалила – знала, что за похвалу я ей и простынь обметаю, если понадобится.

А после рабочего дня мы вместе с ней шли в «Сладкоежку» и выбирали что-нибудь вкусненькое к чаю. Какие маленькие радости, но как навсегда остались они со мной.

Самое интересное во всей этой обметывательной операции было то, что бабушка платила мне по пять рублей за каждый платок. Это же самая настоящая работа! Я была на седьмом небе. На минуточку это был 1999 год. Страна всё ещё в разрухе, а у меня свои деньги за сделанную работу!

Но однажды дела для меня не нашлось, бабушка дала мне сколько-то денег и велела идти домой. Я шла и плакала, деньги не укладывались в руке и не лезли в карман, ведь они были не заработаны мной, а дадены из милости, вот так я отреагировала на первое условное увольнение, не понимая, что бабушка Лиза осталась без работы по-настоящему.

Но всё оказалось не так страшно, как рисовалось в воображении всех домочадцев на тот момент. Елизавета Гавриловна, главный мастер в цеху индивидуального пошива, без работы не осталась, она была ко всему прочему мастером широкого профиля и умела выполнять все операции от снятия мерок до финальной примерки, поэтому клиенты пошли к ней домой.

Я всегда недоумевала, почему люди предпочитают шить одежду на заказ, ведь это такой трудоёмкий процесс. Нужно определиться с фасоном, с цветом, найти наглядный пример, например, картинку в журнале. Потом начинались обсуждения модели, отрисовка, тщательно оговаривались все детали, выбиралась ткань, фурнитура, расходники. Далее начинались производственные процессы: снятие мерок, крой, сметывание, первая примерка, подгонка по фигуре, снова примерка и многое-многое другое, чего я ещё не знала и не замечала, если мне бабушка не объясняла чуть ли не на пальцах.

Я округляла глаза и вопрошала: «Ба! Зачем? Ведь на рынке столько всего продают, вот, смотри, я купила же!» Бабушка терпеливо объясняла: это же ширпотреб, то есть для широкого потребителя, восемь человек из десяти купят и будут ходить одинаковые. А двое с нестандартными фигурами, что должны делать? Обмотаться простынёй и сидеть дома? Как найти костюм мужчине, если у него пиджак 54-го размера, а брюки – 50-го, или талия широкая, или таз неформатный, или женщина не хочет носить обтягивающие брюки, кои завезли из Поднебесной в количестве, превышающем нужды населения, и никакие другие модели не продают, а обновочку хочется?!

Вот это и есть хлеб моей бабушки – пошив качественной и красивой одежды в пределах имеющихся мощностей.

Это сейчас я понимаю, что, если бы у неё была хотя бы одна распошивальная машина и один оверлок, она бы вообще горы свернула.

Между тем, на жизнь всё же хватало, появилось и свободное время. Если раньше бабуля работала полный рабочий день, то сейчас всегда была дома. Сначала я балдела от возможности заказать ей обед. И ей удобно – не ломать голову вечным вопросом о ежедневном меню, и у меня щёки пухли, как на дрожжах.

А потом мы начали обучать мои руки-крюки полезному делу. От носовых платков перешли к вязанным ажурным салфеткам. Я вывязывала их всех цветов, размеров и форм. Бабушка научила меня читать схемы, разбираться в пряже и инструментах и бесконечно считать, считать, считать. Я как ответственный исполнитель старалась оправдать оказанное мне доверие. Когда я связала скатерть из тридцати двух мотивов, все, кто видел её, были в ажурном шоке. В школе, после долгих расспросов о методике и процессе вязания, учитель трудов поверила мне и определила моей скатерти не только место на выставке талантов, но и цену в полторы тысячи рублей. Потенциальные покупатели цокали языком, мяли в пальцах ажурные кружева и… не покупали. Время такое было. Уж лучше сапоги, чем красоту на стол. Я нисколечко не расстроилась и даже почувствовала облегчение, когда моя скатерть вернулась ко мне в целости и сохранности: ну как продать своё детище?

За изделия, сотворённые под чутким руководством бабушки Лизы, приятным бонусом были оценки по трудам. Баирма Доржиевна восхищённо восклицала, ставила меня в пример одноклассницам, а я тщательно оберегала свою тайну, ведь не у всех дома такой наставник – главный закройщик, непревзойдённый мастер своего дела.

На третьем году обучения мы сшили простенькое платье. Боже, я носила его, не снимая. Такого удобного платья у меня в жизни не было. А секрет был в том, что сшито оно было по моим меркам. Розовое в бордовенький цветочек, оно в моём сердце навсегда.

Если кому-то показалось, что бабушка обучала меня только шитью и вязанию, то зря. В первую очередь она научила меня терпению. Она терпела меня и все мои подростковые категоричные ошибочные высказывания, терпела мои неумение, отчаяние, злость. Конечно, я злилась, если иголка сто пятый раз ткнула мне палец, или когда я никак не могла понять схему рисунка. Да мало ли причин для отчаяния. И ни разу моя золотая бабуля на меня не шикнула, не топнула, не одёрнула, она всё досконально объясняла и показывала.

Во-вторых, научила сопереживанию, ведь для того чтобы понять нужды другого человека, необходимо как бы влезть в его шкуру, на минуточку представить себя им, тогда многое станет понятным.

В-третьих, — вселенскому спокойствию.

Её дом был для меня островком отдыха и утешения. Она почти всю жизнь прожила в своём маленьком домике, где стоят совершенно игрушечный умывальник и смешной самовар. У неё никогда не было модной мебели и ковров, но атмосфера добра и счастья, словно растворённая в воздухе, описанию словами не поддаётся.

Сейчас моей бабушке прилично лет, она давно не шьёт и не берёт заказы, но её вязанные ангелочки на новогодней ёлке всё так же бесподобны, а аппликация «Котик», сшитая на оценку для уроков труда, всё так же красуется в рамке под стеклом в доме, который я люблю.

Я люблю тебя, бабушка Лиза, живи долго-долго!

Аппликация из кусочков ткани. Вот-вот за мурлычет!

Ксения Гусева, с. Улёты