Георгий Баль, п. Жирекен, Чернышевский район
Окончание. Начало в №44
Лето. Отцвела медовым пьянящим ароматом черёмуха, и вот уже на пригорках, по солнцепёкам появилась первая земляника, осыпается с неосторожно затронутого куста жимолость. Забился в глубокие норы под обрывистыми берегами налим. Дополз и он в горные реки, не захотел оставаться в низовьях. Нет у него харьюзовой прыти, ленковой силы, зато на хитрости горазд. Потрошил их на уху и часто находил в чреве приличного размера голыши. Вроде не курица, да и желудок такой, что миллиметровой толщины крючки переваривает, зачем ему камень? Однажды на перекате увидел: извивается змеёй вдоль берега, течение плоскую морду прижимает вниз, не плывёт – ползёт между камнями, а камушек брюху не даёт оторваться от дна. То-то оно у него белое – вышоркалось.
Межень. В летнюю жару только короткой ночью да на утренней зорьке соблазнится рыба приманкой. Стоит ленок за камнем в глубокой яме, где родник омывает его кристальной холодной водой, а на перекате она как парное молоко. Цветёт. Тонкая нитевидная зелень покрывает камни, делает их скользкими, ненадёжными. И ничем не заинтересовать в это время ленка. Ни вёртким червячком, морённом во мхах, ни крупным жёлто-полосатым оводом, про искусственные приманки и говорить не приходится. Лёгкая блёсенка, крутящийся лепесток, стукнула его в бок, едва морду не оцарапала, а он отодвинулся чуть в сторону и стоит прекрасной, недосягаемой мечтой.
Горит на берегу костёр. Месяц запутался в тёмной кроне лиственницы. Упала гуттаперчевая мышь в воду. Вначале видно, как она кувыркается на волнах, потом, сплавясь ниже, теряется из виду на глади плёса. Медленно подтягиваю её вдоль струи. Всплеск. По лесе передаётся мягкий дар, это ленок играет – топит мыша. Мгновение – и леса рванула удилище из рук, загудела туго натянутой струной. Отчаянно борется ленок, тянет вглубь и вдруг выскочил на поверхность, прошёлся колесом по лунной дорожке, пытаясь вытряхнуть из пасти острые жала тройника, и снова в глубину. Устал, спокойно даёт подвести себя к отмели и только на берегу, в руках яростно забился живым серебром лунного света.
Быстротечно забайкальское лето. Мари усыпаны сизой голубикой, купает моховка гроздья ягод в ключах. Какой аромат, а вкус! Полной горстью в рот – и не надо никакого винограда. Подходит пора брусники. Изукрасилась тайга осенним золотом, только сосны наливаются тяжёлой зеленью. В сосняках рыжики – кружки солнца под бурой хвоей. Чисто промытые в ключе от песка, порезанные соломкой, посоленные в солдатском котелке, через полчаса рыжики готовы. Налимья уха, на рожне шкворчат, подрумяниваются ленок, хариусы. Закипел чай с брусничником, веточками, листьями моховки.
Осень! Чует рыба, что не за горами и зима. Не торопясь, скатывается ленок, с остановками на глубоких плёсах, чтобы напоследок полакомиться подросшими за лето мальками. Жируя, не разбирает, где свой, где чужой, может и мелкого леночка проглотить. Полетела хвоя лиственниц. Побыстрей покатилась рыба. Да вот только дорога вниз бывает намного труднее, чем в верховья. А всё жадность людская. Перегородили реки заездками. Глухая стена, одна щель, из которой водопадом вырывается вода, а внизу сеть. Глупые гольяны, харьюзки да налимы прут без разбору, набиваются в сетку. Молотит их поток, выбеливает в заездках во время непроверенных, а порой и брошенных пьяными от водки и большого улова хапугами. Ленок, таймень похитрее – крутятся по улову, образованному заездкой, в щель не лезут.
Шуга пошла, перехватило перекаты. Осталась рыба зимовать, табунится, ищет место поглубже, с родниками. Жмут морозы. Всё толще лёд, всё сильнее давит, то там, то здесь вырвется вода из плена, разольётся парящей наледью. Уходит из ямы вода, промерзает речка к середине зимы до самого дна. Белый снег засыпает русло, сравнивает его с берегами. На мари другой раз и не догадаешься, пока не провалишься по пояс в снег, что летом здесь журчали, переливались, сверкая на солнце, живительные струи.
Довелось по весне, когда растопило вешнее солнышко льды, встретить такое плёсо, внизу которого была полуразвалившаяся заездка. Всё дно было устлано дохлой рыбой. А всё жадность людская. Не пустили рыбу сетями на нерест. Заездками не дали ей по осени скатиться. Пару лет повторили. И всё – вымер ключ. Ведь на нерест каждая рыба в свой ключ идёт, к роднику, где родилась. Идёт, чтобы дать жизнь новому поколению, продлить свой род. Угас род, и вымерла речка. Врут ихтиологи, что у рыбы холодная кровь. Это у человека нет сердца, а вместо крови марганцовка пополам с китайским спиртом. А ленок недаром относится к красной рыбе. Красное. Красен. Прекрасная, благородная рыба, украшение рек Забайкалья. Вот только как сохранить эту красоту для наших правнуков?