1. Капризы
– Мам, я не хочу больше есть, – хнычет ребёнок. Ему четыре с половиной года, и зовут его Петя. Он сидит на краешке стула, готовый мигом с него соскользнуть и скрыться в своей комнате.
Рядом стоит его мама. Её зовут Мария. Это красивая молодая женщина с тёмно- каштановыми густыми волосами, заплетёнными в косу, и большими серо-зелёными глазами. На ней надет цветастый фартук, а через плечо перекинуто кухонное полотенце.
– Сынок, ну ещё две ложечки бульона, пожалуйста, – мама наклоняется к ребёнку, нежно гладит его по голове и заглядывает в глаза.
– Ма, ну честно, я уже не могу. Я наелся. Можно я пойду к себе?
– Никуда ты не пойдёшь, пока не поешь как следует, – повышает голос мама и выпрямляется над столом, но тут же снова светится в улыбке: – Петюша, солнышко, послушайся маму!
Ужин в таком духе проходит ежедневно. Слышен шум в коридоре.
– А вот и папа пришёл. Ты сейчас ему и расскажешь, какой ты сытый.
Это я приехал с работы. Переодеваюсь, умываюсь и захожу на кухню.
– Что здесь у нас происходит?
– Вот смотри, Илья, как ужинает твой наследник. Отодвигает тарелку и всё!
Сын вскакивает с места, подбегает ко мне и обнимает за ноги. Я сажусь на стул, а его сажаю на колени.
– Петя, ты пойми, что без сытного питания ты не вырастешь большим и сильным. Мама старается готовить всё самое вкусное и полезное. А ты? Ну что нам с тобой делать?
Петя смотрит на маму и повторяет:
– Ну что с тобой делать?
Он сползает с колен и направляется в свою комнату на миг обернувшись:
– Мам, а мороженое будет?
Я строго смотрю на жену. Она, уловив мой взгляд, отвечает:
– Нет.
– Ну ма-а-а-ам! Ну хоть половинку.
И я непреклонен:
– Как полопаешь, так и потопаешь. Готовься ко сну. Я сейчас к тебе приду, поговорим по-мужски.
Петя, поникнув головой, уходит в свою спальню, не прикрыв дверь.
Мы некоторое время молча смотрим друг на друга. Я не выдерживаю и начинаю первым:
– Ну что? К чему приводит твоё «выборочное питание»?
– Ты доешь за сына? Не выкидывать же.
– Ну конечно же! Кто пришёл с работы? Товарищ Доедалкин. Нужно что-то придумать. Мы, два взрослых человека, не можем убедить ребёнка доедать до конца.
Маша начинает убирать грязную посуду:
– Нужно что-то придумать, чтобы ребёнок ел с аппетитом.
– Надо как-то его перехитрить.
– Илюша, вот и придумай, как это сделать. Ты же такой изобретательный, – отвечает супруга, подогревая ужин.
После ужина я отправляюсь в спальню к сыну. Он лежит под одеялом, повернувшись к стене. Я подсаживаюсь на краешек кровати, наклоняюсь к нему и шепчу:
– Сынок, а давай утром завтрак проглотим полностью и ещё добавки попросим. Хорошо?
– Хорошо, пап.
Я выключаю свет и выхожу из спальни, медленно прикрывая дверь. Постояв немного у двери, я выключаю свет в коридоре и захожу в зал. В моей голове крутится: «Нужно что-то придумать».
2. Придумал!
Я сажусь на диван и включаю телевизор. Перебирая каналы, останавливаюсь на передаче, в которой рассказывается о применении азбуки Морзе в годы Первой мировой войны. Вдруг за окном начинает громко лаять и подвывать соседский кобель по кличке Таки. Такеша, как мы его называем, – помесь хаски неизвестно с кем. На фоне рассказа об азбуке американского изобретателя заливается лаем полуяпонец, которого слышно через открытую форточку на кухне, а если посмотреть с другой стороны, то на фоне собачьего лая где-то в глубине зала бормочет телевизор о точках и тире, придуманных в середине XIX века. А между ними сидит на диване задремавший мужчина, вытянув усталые ноги.
И вдруг мне начинает казаться, что собачье гавканье имеет определённую ритмичность и последовательность, что короткие рваные обрывки собачьих «фраз» чередуются с длинным рычанием, как тире чередуется с точками. Я уменьшаю звук телевизора и снова подхожу к окну. Через некоторое время, смотря куда-то вдаль и поджав губы, я начинаю улыбаться. Медленно закрывая шторки окна, я шепчу:
– Придумал!
И с лёгкой улыбкой ложусь спать.
Следующий день был выходным, и можно было рано не вставать. Но это касается всех, кроме меня. Я рано поднялся и сел за компьютер, нашёл в интернете таблицу этой азбуки и распечатал её. Вспомнилось, как родители в детстве подарили мне на день рождения игрушечный аппарат Морзе. Он работал на батарейках. Из него выползала бумажная лента, на которой рисовались точки и тире. Уносясь мысленно в детские годы, я вспомнил, что по причине недоедания со мной велись такие же разговоры. Неужели всё вернулось через десятки лет?
Неугомонный пёс с утра завёл свою гавкательную пластинку. Выходя из дома, я заглянул в холодильник, взял бумажный пакетик, где лежали варёные куриные шейки для пса, и сунул его в карман. Подошёл к сетке, сквозь которую мы подкармливаем лохматого соседа, и сел на корточки.
– Такеша, ко мне! Голос, Таки! Голос!
Пёс подбежал к забору, ткнулся носом в сетку и облизнулся, смотря мне в глаза.
– И чего ты молчишь? Есть хочешь? А мне хочется, чтобы ты погавкал, да получше.
Пёс перевёл взгляд на мои руки. Видя, что в них ничего нет, он снова взглянул на меня, чуть наклонив голову. Нарисовался просящий, почти человеческий, взгляд. В собачьих глазах отчётливо читалось: «Тебе жалко, что ли? Ты же хороший. Достань из кармана чего-нибудь погрызть».
– Такеша, погавкай, пожалуйста, как это ты делал вчера. Ну! Гав, гав, давай! Гав, гав! С чувством, с толком, с расстановкой. Ну, давай! Поработай сегодня на науку. Ты меня понимаешь?
Пёс начал семенить передними лапами и вертеть головой.
– Так, сосед, давай по-хорошему. Ты лаешь, гавкаешь и рычишь. Делаешь то, что тебе природой предначертано, а я тебе чего-нибудь вкусненького дам. Договорились?
Такеша опустил морду и прилёг у сетки, вытянув лапы перед собой.
– Ах, так? Тогда я отдаю твою закуску Митяю, что наблюдает за нашей беседой.
Я поворачиваюсь к огороду и рукой указываю на примостившегося у сарая старого кота с взъерошенными клочками пегой шерсти, который внимательно следил старческими слезливыми глазами за моими движениями.
– Митяй, кыс-кыс, иди сюда, не прячься, смотри что у меня для тебя есть.
Пёс моментально встрепенулся, поставил торчком уши и сел на задние лапы, а я начал громко шуршать пакетом в кармане. Поднимаюсь и направляюсь к дому.
– Г-г-гав, – слышу я за спиной.
– Ну вот. Другое дело, старина! – поворачиваюсь к собаке и включаю диктофон.
Записав разные варианты рычаще-гавкающих откровений голодной собаки, я протягиваю ему угощение. Разворачиваюсь и иду домой. За спиной слышу довольное урчание и хруст. Захожу в ванную и плотно закрываю за собой дверь, чтобы никого не разбудить. Включаю диктофон и стараюсь перевести записанные звуки собачьей «речи», подвывания и паузы в точки и тире по таблице. Короткий «гав» – это точка, а протяжный звук – тире. И это всё пытаюсь перевести в буквы, а буквы склеить в слова. Получается несуразица. Это меня не устраивает. Нужно сделать так, словно Такеша своим лаем и подвыванием якобы хочет сказать ребёнку что-то важное. И это что-то можно было бы расшифровать, используя универсальный ключ Морзе. Идея мне нравится, но нужно воплотить её в жизнь. Я решаю своим об этом эксперименте не говорить.
Продолжение в следующем номере
Илья ЧЕСНОКОВ, г. Белгород