Мы – красные кавалеристы

Засаду решили устроить там, где тропинка проходила между двух горок отработанной породы, разделились и расположились с двух сторон, прикрываясь этими горками. Ждать пришлось недолго. Они шли тяжело, тихо, не разговаривая. Как только шедший первым Герка Андриевский подошёл на расстояние нормального броска, вся ватага выскочила из засады с криками «Бей по врагам народа!», «Бей семёновцев!» и обрушила на шедших вал из снежков.

В воздухе поднялись визги, крики. Визжал и извивался, стараясь уклониться от снежков, Гошка Пешков. Кричали, закрываясь от снежков сумками с учебниками, сёстры-близняшки Толокновы. И только Герка Андриевский шёл невозмутимо, не обращая внимание на снежки, которые летели в него со всех сторон, попадая везде, включая лицо. Навоевавшись досыта, ватага с криками «Конница Будённого, вперёд!» бегом устремилась в сторону Ононска. Отбежав немного, успокоились и пошли пешком. Из толпы всё время слышались голоса – то Андрейки: «Мой папка был командиром сотни у Журавлёва!», то Никишки: «А мой папка был пулемётчиком у Журавлёва!», то Федюни: «Тю! А мой вообще был артиллеристом у партизан! А у тебя-то, Сега, отец вообще не воевал, он тогда ещё маленький был!»

Уже возле Ононска, перед тем, как разойтись по домам, договорились после обеда поиграть в войнушку с кирпичанами.

* * *

Ночь. Над Ононском повис ужас. Так бывает, наверное, на войне, когда по позициям ведётся артиллерийский обстрел, и всем кажется, что вот-вот снаряд угодит именно в твой окоп. В посёлке ни огонька, только периодически слышится звук мотора и вспыхивает свет фар. По центральной улице ездит «чёрный воронок», останавливаясь то у одного дома, то у другого. В доме Перовых никто не спит – ни мать, ни Андрейка, ни старшие братья и сёстры, ни даже двухгодовалая Таня. У окна стоит отец и время от времени, когда «чёрный воронок» подъезжает к очередному дому, тихо произносит: «Дугарон. Шкляр. Якимов».

«Чёрный воронок», проехав центральную улицу до конца, поворачивает на следующую улицу, где стоит дом Перовых. Ужас и напряжение в доме растут по мере приближения автомобиля к дому, и когда он останавливается, не доезжая, у соседей, отец с каким-то облегчением выдыхает: «Кисель!»

* * *

В доме у Киселя вошедших НКВДшников встретила одна Киселиха. На вопрос: «Где находится гражданин Киселёв Николай Павлович?» Киселиха испуганно ответила:

– Так у него отпуск. Он уехал в Шаранай к свату, поохотиться.

– Вот так история! Чё же это, в Шаранай, что ли, придётся тащиться, Прокоп Аверьянович? – с досадой обратился пожилой НКВДшник к старшему по званию. – А если они уехали уже в лес, где же мы их там искать-то будем?

– Не паникуй, – отозвался Прокоп Аверьянович и, обращаясь к Киселихе, произнёс: – Ну-ка, выйди, постой на улице!

Когда Киселиха, одевшись, вышла из дома, он вытащил из кармана какой-то листочек и продолжил:

– Нам завтра надо отчитаться перед областью. Ни в какой мы Шаранай не поедем, я на такой экстренный случай у прокурора один незаполненный ордер подписал, – и, повернувшись к молодому НКВДшнику спросил: – Ну, Иван, кто ещё в Ононске неблагонадёжный? Ты же вроде здешний. Всех здесь знаешь.

Иван, явно не ждавший такого поворота дел, ответил как-то растерянно и неуверенно:

– Да я чё-то не припомню неблагонадёжных. Вроде все нормальные остались.

– А! Будешь тут рассусоливать, – раздражённо оборвал его Прокоп Аверьянович, – кто в следующем доме живёт?

– Перов Гурьян Ефграфович, шахтёр. Но он ведь в Гражданскую у Журавлёва в партизанах воевал.

– Тухачевский и Уборевич тоже в Гражданскую воевали на нашей стороне. А ты чё, сочувствуешь, что ли?

– Да нет, – испуганно поспешил ответить Иван, – это я в порядке доведения сведений!

– Ну вот, Иван, – заканчивая заполнять ордер, распорядился Прокоп Аверьянович, – завтра съездишь в рудком, выправишь документы. Киселёва заменишь в заявлении на Перова.

– Да! Голова ты, Аверьянович! – похвалил старшого пожилой НКВДшник.

– А ты думал!? – с удовольствием отозвался Прокоп Аверьянович.

* * *

Они стояли возле забора школы: Гошка Пешков, Герка Андриевский, сёстры Толокновы и чуть поодаль от них – Андрейка. Только что закончились занятия в младших классах, и ватага мальчишек уже убежала по тропинке, скрывшись за двумя горками отработанной породы. Андрейка стоял, и перед его глазами проносились события прошедших ужаснейших ночи и наступившего дня. Ему вдруг вспомнилось, как он, плача, обхватил руками ногу отца, когда того выводили из дома. Откуда только взялись силы, что молодой чекист, как бы ни пытался, не смог оторвать его от отца, пока, видимо, их начальник не произнёс, подарив хоть какую-то надежду:

– Ну что вы здесь устраиваете трагедию. Пока ничего не ясно. Разберёмся.

То вспомнилось, как утром в школе на переменах он сидел один за партой в классе, а остальные ребята, собравшись в кучки, глядя на него, тихо перешёптывались. А на уроках любимая учительница Мария Александровна, которая раньше всегда, если кто-то не мог что-то ответить, обращалась к нему: «Может, Андрейка поможет», сегодня почему-то виновато молчала.

– Чё, теперь с нами будешь? – оборвал мысли Андрейки вопросом Гошка Пешков.

– Нам сказали, что ничего ещё не ясно, что во всём там разберутся, – почти выкрикнул Андрейка.

– Нам всем тоже говорили, что разберутся, – как-то спокойно проговорил Герка Андриевский, убив окончательно хоть какую-то надежду у Андрейки, что всё обойдётся. Постояв ещё немного, Герка предложил:

– Ну чё, пошли, что ли?

– Рано! Они ещё там! Я же знаю! – как-то обречённо попытался остановить всех Андрейка.

– Да какая разница! Чего ждать? Пошли, да и всё, – опять спокойно проговорил Герка. Они шли по тропинке медленно, ни о чём не разговаривая, и тропинка, пока шли до двух горок отработанной породы, показалась Андрейке такой длинной, хотя ещё вчера он этого не замечал, буквально мгновенно проскакивал этот отрезок пути вместе с другими ребятами. Но вот и то место, где тропинка проходит между горок, и снова крики «Бей врагов народа!», «Бей семёновцев!», и снова визги Гошки Пешкова и сестёр Толокновых. И снова Герка Андриевский идёт вперёд, не обращая ни на что внимания, рядом с ним идёт Андрейка, молча стиснув зубы. Снежки попадают везде, включая лицо, но Андрейка этого не замечает, в горле стоит комок, а в голове стучит только одно: «Это неправда! Это несправедливо! Мой папка – самый лучший на свете!»

* * *

Лето. Июнь. Закончилась посевная в посёлке, и есть время, чтобы немного передохнуть перед сенокосом и уборочной. По центральной улице Ононска идут ветфельдшер Андрюха Перов с морским офицером, капитаном первого ранга Сергеем Подгорбунским, по направлению к дому сестры Сергея. Попадающиеся по пути мужики и бабы провожают их завистливыми взглядами:

– Эх! И повезло же Андрюхе! Какой у него друг! Надо же, каждый год приезжает в отпуск!

А вечером, когда многие, управившись с делами по хозяйству, по привычке перед сном сидят возле дома на лавочках, обсуждая с соседями прошедшие события, Андрей в никакущем состоянии в сопровождении сына возвращается домой. Идут они медленно, останавливаясь возле каждой лавочки. И когда звучит вопрос: «Чё, Андрюха, друг приехал?», он с гордостью отвечает:

– Да! Друг детства приехал. Настоящий друг! Когда в тридцать седьмом отца арестовали, от меня отвернулись все! Один Серёга меня не предал! Вот такая история.

Продолжение следует…

Рисунок Ивана Владимирова