О молодых актёрах, худсоветах, фильмах-однодневках и псах, с которыми можно поговорить…
11 января 2024 года на 89-м году жизни не стало того самого необыкновенного трактирщика из «Обыкновенного чуда», актёра театра и кино, режиссёра Юрия Мефодьевича Соломина.
Уроженца и почётного гражданина Забайкальского края.
Добрая память, светлая память…
Текст был опубликован в газете «Читинское обозрение» в 2017 году, когда Юрий Мефодьевич приехал в Читу после сорокалетней разлуки. 2017, май.
Редко кого Чита встречала с таким чувством родства и радости. 40 лет ждали встречи. И вот он – прекрасный и мудрый – цитирует Гоголя, рассуждает о современном искусстве и том, которое вне времени, шутит и… «чёкает».
В краевом драматическом театре проходят гастроли Государственного академического Малого театра России. Художественный руководитель Малого театра – наш земляк Юрий Соломин. Он ответил на вопросы читинских журналистов. Ниже – фрагменты речи Юрия Мефодьевича.
«Молодёжь не в ответе: во всём мире так»
– В Читу приехали не дублёры (у нас нет дублёров-космонавтов). Приехал первый состав, который уже по многу лет работает.
Привезли мы вам Островского, чтоб не забывали, что все русские чем-то обязаны Островскому, а Островский чем-то обязан России.
Почему? Потому что мы стали говорить на каком-то непонятном языке. Существует во всём мире заброс каких-то слов, это касается всяких «интернетов»… Я в этом ничего не понимаю. Даже телефон мой единственный – вот такой, очень плохо работает, но есть в нём девять номеров, по которым я работаю. Всё.
Молодёжь не в ответе: во всём мире так. Но у нас, у артистов, – задача. Вот иностранцы приезжают в Москву работать (дипкорпус, например, много новых фирм открывается), кто-то изучает русский язык, а потом приходят в Малый театр, чтобы послушать, как надо правильно говорить.
У нас язык музыкальный, широкий, красивый, звучный. Наши драматургия и литература известны во всём мире. Особенно, конечно, это Чехов, Толстые все, и т.д.
Островского стали забывать и у нас, хотя его сейчас ставят, так сказать, по-разному, а его по-разному нельзя ставить, потому что так написано; потому что такие обороты русской речи.
Вот почему мы подумали и сказали: давайте возьмём в Читу Островского.
У нас есть стабильный спектакль, которым открываем гастроли, идёт не один сезон. Привезли премьерный спектакль, где центральные роли играют молодые актёры и среднего возраста, и, может быть, кто-то известен вам уже по кино. Заканчивать будем спектаклем мощным. Это «Волки и овцы». В нём переиграли очень многие наши ветераны, и сейчас в центральных ролях играют Людмила Полякова, Борис Невзоров, Виктор Низовой… Тот костяк, на котором и должны держаться спектакли.
В 1997 году мы сюда тоже привозили «Волки и овцы» (был другой состав). Чехова привозили, «Дядю Ваню», там Виталий Соломин играл. Должен был я приехать, но приезжал Эдик Марцевич…
О классике вверх ногами
– Что такое современное искусство? Вот мы играем спектакль «Ревизор», он поставлен лет 10–15 назад (да что там «поставлен» – всё уже написано у Гоголя, мы просто сделали хорошую декорацию и костюмы). И там – всё, что происходит у нас сейчас. Помните, городничему докладывают, мол, дорогих лекарств мы не употребляем. Простой человек, если выживет, то и так выживет, а если умрёт, то и так умрёт, и тем убыток казне. Разве это не современно? Эту современность определяет зритель, реагируя.
Дескать, по старинке работает театр. А чё ж вы тогда по старинке ходите в Третьяковку, Эрмитаж, Пушкинский музей?
Васильев – да (Анатолий Александрович Васильев. – Прим. авт.), новой формации режиссёр, очень хороший, который во МХАТе ставил «Соло для часов с боем». Была у него группа актёров, с которыми объехал всю Европу, в числе этой пятёрки (многих уже нет) Василий Иванович Бочкарёв и Людмила Полякова (мы их привезли в Читу).
Если говорить про новаторство формы, то, конечно, надо вспомнить о том, что Виталий Мефодьевич Соломин поставил первый мюзикл в Малом театре, и до сих пор несколько человек, очень известных артистов и режиссёров, собирались ставить, начинали, а потом закрывали спектакли, потому что это очень сложно.
Но! Современно – это не значит вверх ногами. Не значит, что надо играть либо в джинсах любую классику, либо вообще без джинсов… Это кукиш в кармане, извините меня.
Хотя в последнее время мало что можно прочесть в прессе про Малый театр – не пишут… – шете! Но если бы не писали и зритель бы не ходил – это проблема. А у нас аншлаги.
О традициях Малого
– У нас есть совет, куда входит один замечательный хирург – Ренат Акчурин, потрясающей души человек. Я говорю: да не лезьте к нему с вопросами. Иногда даже снимаю с ролей, если кто-то из артистов позволяет себе без разрешения руководства обратиться к какому-нибудь высокостоящему человеку из зрителей. Артист наказывается. Считаю, что это правильно. Человек приходит отдохнуть в театр, получить удовлетворение, а к нему: «Ой, помогите с квартирой…» Это исключено у нас, такова традиция Малого театра. Мы все друг про друга прекрасно всё знаем – у кого плохо, у кого с чем чего, «разведка» доносит.
О худсоветах: быть или не быть?
– У меня есть, слава богу, свидетель (кивает на народного артиста России, актёра Малого театра Василия Ивановича Бочкарёва. – Прим. авт.). В 1988 году, после того, как не стало Михаила Ивановича Царёва, коллектив избрал меня большинством голосов.
Первое, что я сделал на посту худрука, – отменил художественный совет. Потому что иногда где-то – где руководители назначаются и коллектив никак не может выразить своё отношение! – он нужен, а где-то будет мешать. Во многом зависит и от коллектива: или хороший коллектив, или дерьмошный (но тогда надо всё убирать и делать заново).
Вопрос, кому решать, нужен ли театру художественный совет, до конца не решён, но я считаю, что коллективу.
«Кто уезжает, тот становится артистом»
– Дипломные спектакли лучшие – одетые, обутые, с декорациями – вполне можно вывозить на 2–3 месяца куда-нибудь в Пермь, и молодые артисты, которые хотят играть много ролей, а на месте достаются две-три, могли бы отработать те деньги, которые за них платило государство.
Как было раньше: после выпуска ты должен ехать по направлению министерства. Почему это всё сошло на нет? Мы учим-учим, а они все в Москве болтаются.
Каждый год (и раньше тоже) на курс набирается 25 человек. Оплачивается государством. До выпуска доходят по разным причинам 20.
В Москве раньше было четыре высших учебных заведения – МХАТ, ГИТИС, вахтанговцы и Щепкинское училище. То есть 80–90 выпускников в год.
На сегодняшний день появилось очень много платных курсов. Я не против! Но в общей сложности ежегодно 250 человек бродит по Москве, и добавляется всё больше. Я своих ругаю: «Что вы здесь бродите?! На вдруг рассчитывать нельзя! Кто уезжает, тот становится артистом. А здесь, да, один раз можно сняться в телевизионном фильме, и… всё».
О звёздах-однодневках
– Почему раньше были обоймы актёров, которые снимались и которых зритель принимал? Тогда командовали режиссёры и Госкино, теперь – продюсеры. Режиссёры ходили на спектакли и смотрели артистов, а потом помощник звонил…
Мне Михаил Ромм тогда сам позвонил! В «Гранатовый браслет» я, правда, не подошёл, но мы остались друзьями до конца жизни. А теперь тёти Моти смотрят: девочка понравилась – возьмём. Режиссёр: «Мне бы блондинку». – «А мы её перекрасим!» Продюсеру показывают – тот вообще ничего не понимает (в деньгах-то он понимает, а в этом – извините меня! – не понимает).
В итоге сняли фильм. Вы его помните? Нет. Вопросы есть?
О крыльях в профессии
– У вас, забайкальцев, есть премия министерства культуры за спектакль, тепло принятый зрителем? Почему не сделать такой конкурс? Хотя вам, конечно, не с кем сильно конкурсировать – ещё хотя бы один театр в крае. Но за лучшее исполнение роли – можно. Это стимул.
Не в деньгах дело. Вообще, мы, артисты, не жлобы, нет. Но хочется, чтобы какой-то стимул был, это необходимость профессии. Самое главное – диплом, который в рамочке или не в рамочке дома, а мама, папа, бабушки будут говорить: «Ну не повезло, допустим, в жизни, но он же был – вот какой!» Понимаете? Вот это наши крылья.
О том, что сердце шепнуло
– Чита, конечно, изменилась. Но всё равно – увижу старенький домик и говорю: «Вот, вот, вот…»
Нашли сегодня дом, где Виталий родился, даже нашли родильный дом, из которого я с отцом забирал его. Мне было тогда 6,5 лет, была война, 41-й год. Родильный дом казался мне большим, с колоннами. Идём, идём сегодня, а там министерство культуры (речь идёт о здании на улице Анохина, 73. – Прим. авт.). Об этом буду рассказывать везде, даже на самых верхах.
Потом мы спустились к Читинке, там у следственного управления домик стоит с трёхстворчатыми окнами – вот они тоже были.
Дом актёра нашёл, помню артистов, которые там работали. Очень благодарен преподавателю Дома пионеров (Тимофееву).
Свои впечатления не буду сейчас расплёскивать – я довезу их до Москвы. И то, что у меня там, я об этом никогда никому не говорю. Я разговариваю только с собаками. Вот они знают всё то, что я не говорю людям…
Юрий Соломин встретился тогда и с учениками школы №5 Читы, которую он окончил в 1953 году. Артисту удалось посмотреть фрагмент спектакля школьного театра, ответить на вопросы школьников и даже увидеть некоторых своих одноклассников, живущих в Чите.
Елена Сластина, Дзен-канал «Тёплая журналистика»,
фото: Телеграм-канал губернатора А. Осипова и www.maly.ru