Думаю, многие мои земляки слышали или сами произносили эти слова. Играем, отвлекаясь от суровой и несуровой действительности, адреналин вырабатываем. А на щелбаны играем с наименьшим телесным ущербом. Пожертвовать покрасневшим лбом вместо материальных утрат или покрасневшим от ударов карточной колодой носом? Да проще простого! У нас даже волки в мультфильме «Маша и Медведь» играют в домино на щелбаны.
Даже простодушная аудитория, не прошедшая посвящения в элементарных карточных играх, хоть и туманно догадывается о смысле щелбана. Рассеем до конца её невежество. Щелбаны – это щелчки по лбу проигравшему в какой-либо игре, чаще в карты. Они в это же время – утешение выигравшему, свидетельство его умения или хитрости, или даже плутовства, чего следует избегать в приличной компании. А приличная компания, говаривал Винни-Пух, – это такая компания, где можно… Народ уже догадался о гастрономических Винни-Пуховых оценках такой компании и почти единодушно его поддержал, за исключением терзающих себя диетой. Жаждущие адреналина поддержат и мультяшного же волка, игравшего на опушке вместе с зайцем, медведем и лисой в карты. Тасуя колоду, он произнёс весьма недипломатичную фразу: «А кто будет плутовать, того по наглой рыжей морде!» И это вместо щелбана! Фи, фэ, какой моветон! «Наглая рыжая морда», естественно, может менять принадлежность, очертания и цвет.
В русском быту щелчки по голове (а не в лоб, как ныне принято в нынешней игре) вообще не воспринимались как нечто серьёзное: «И отправляют парнишку с Веденеем Ивановичем <из деревни в науку>, и бегает он по Петербургу или по Москве, с ног до головы перепачканный: щелчками да тасканием <за волосы> не обходят – нечего сказать – уму-разуму учат».
Вспомним левый выдранный висок лесковского Левши, пока он дошёл до умения, «пристрелявшись глазом без мелкоскопа», делать гвоздики для подков «аглицкой блохи», которая, признаем тульскую промашку, после подковки скакать перестала. Почему левый? Да драли со всего размаху правой рукой, сподручнее, мощнее получалось.
В других бытовых ситуациях в нынешней России щелбан несколько поскромнел, потерял ритмическую повторяемость, но, тем не менее, сохранил свои свежесть и «педагогическую» ценность. Вот как выражаются на просторах Новгорода и его окрестностей: «Вот зануда какая, ведь уже не один щелбан получил, а всё лезет». «Я сегодня опять проиграл и заработал пять щелбанов». «Такой ему щелбан дал, что сразу шишка на лбу вскочила». «Спорим на щилбан». «Давай побьёмся, что они завтра приедут, на десять шалбунов». «Ты меня ошелобанил. Я слова не могу сказать».
Совсем младенцы перенимают эстафету от старших. «А Гена говорил ей <сестрёнке>: «Придётся дать тебе щелбан»… Она же с готовностью подставляла лоб и зажмуривала глаза. Он едва-едва стукал пальцем ей по лбу, и она радостно подпрыгивала: «А мне не больно, а мне не больно» (2002).
Откуда же завёлся щелбан?
Не на пустом месте – на привычке россиян к телесным наказаниям. Домонгольская Русь их не знала. Вспомните знаменитую «Русскую Правду» в Киевской Руси – она предполагала имущественную компенсацию ущерба в зависимости от места в феодальной иерархии. А уж потом началось… Даже Пушкин, весьма снисходительный к деяниям и злодеяниям Петра I, писал, что он «Россию вздёрнул на дыбы», «многие его указы писаны кнутом», а тремя ударами кнута опытный палач мог убить человека.
Итак, факт – российский, а слово откуда? Из Европы, из Франции. И началось при помощи дороги – обычной, а потом железной. Сначала это был шарабан (char à bancs) – cтаринный открытый четырёхколёсный экипаж с поперечными сиденьями в несколько рядов, на котором ездили в России в самом начале XIX века. «Мы сели в нашу колесницу (char-à-banc), и ретивая кляча понесла нас по густой аллее» (1811). Шарабан шестиместный новый, на лежачих рессорах, продаётся в Садовой (1848). Русское ухо сразу замечает похожесть звучания «шарабан» и «щелбан». Если в «щелбане» заменить «л» на «р», то мы сразу замечаем подобие. Звуки р, л, м, н часто заменяются в просторечии. Все, думаю, слышали «дилектор» вместо «директор».
Нынешние поезда все имеют одинаковую форму повозок-вагонов. Но не так было на первой Царскосельской железной дороге в России 1837 года. Шарабан было название одного вида вагонов. В составе первых поездов вагоны для пассажиров ещё долго именовались каретами. В зависимости от совершенства устройства и удобства езды носили они названия и других экипажей: шарабаны (простые открытые повозки), дилижансы, берлины. Здесь я подчеркну открытость повозки-шарабана. «В берлинах будет по 24 кресла, по 4 в ряд, а 8 кресел составят особое отделение со стенкою; в вагонах будет помещаться не менее 40 человек. В июне уже отправлено из Антверпена в Санкт- Петербург 2 вагона и 2 шарабанка; 2 дилижанса и 2 берлина будут отправлены в августе» (из отчёта 1836 г.).
На обычных дорогах появились шарабаны с отличием от начала XIX века. Это были уже лёгкие одноконные экипажи на высоких колёсах, одноколки, кабриолеты. У Толстого в «Анне Карениной»: «Он <конторщик> иронически улыбнулся, поглядев на вороного рысака, и уже решил в своём уме, что этот вороной в шарабане хорош только на проминаж и не пройдёт сорока вёрст в жару в одну упряжку».
Они становились всё легче и легче. «Шарабанчики с плетёными задками, на лежачих рессорах» (1875). «Сверкающий шарабан из жёлтого камыша» (1892).
Естественно было ожидать и появления прилагательного шарабанный. «Рессоры полушарманочныя – 30 р. Рессоры шарабанныя – 28 р.» (1865) и т.д.
Идёт время, и появились шарабаны в виде кресел на колёсиках. «В саду играл военный оркестр, в последней фигуре котильона кавалеры катали дам по аллеям сада в маленьких шарабанах».
Происходит дальнейшее уменьшение веса. К концу XIX века кустари стали делать корзины разной величины. Вот они и в каталоге выставки 1896 г.: «Корзина сундук – 3 рубля. Корзина дорожная – 1 р. 75. коп. Шарабанчик – 60 коп.». Эти шарабанчики стали использовать ремесленники. «Выбегаем на улицу, а тут идёт мужик с шарабаном, выкрикивая: «Самовары паяем, вёдра подшиваем»… Поздоровавшись с бабушкой, дядя Леня снимает с плеча тяжёлое стойно и шарабан с инструментами». В некоторых областях (например, в Рязани) так именовали деревянный ящик с крышкой для инструментов, носимый на заплечном ремне.
В русских говорах Сибири так стали называть детские качалки, коляски. Орфографию, как и выше, сохраню: «Шарабаны детские. На стальных рессорах, колёса металлическия, корзина из камыша, с клеенчатым фартуком и подушкой» (1903). «Раньше детей своих на шарабанах качали». «Ребята мои росли в шарабанах».
По линии развития перевозочных средств шарабанами стали называть легковые автомобили. В 1896 году на выставке продавался «двухместный шарабан с бензиновым двигателем заграничной работы». «Шарабан налетел на нас». «У Валерки чёрный шарабан-от, вот он дверцу открыл у машины, счас выпрыгнет».
А голова-то причём?!
И, наконец, настала очередь головы. «Обалдеть, но решение, принятое им накануне, поселилась в его шарабане прочно, как боль, а наутро окончательно созрело». «Я сейчас возьму палку и расщепаю её о твой шарабан».
Голова созрела для шарабана и щелчков по нему.
Голова. Одень-ка на шалабан чего-нибудь. 2. Лоб. Дай-ка я тебе щелчок по шалабану. Именно шалабан это лоб, а не щелчок. 3. Разум, ум, сообразительность. Ловко работал шалабан, любую десятину прокладу. В голове ничего нет, шалабан не варит. Появились шарабанистые, умные мужики.
У забайкальских семейских свой набор значений с отличиями. 1. ирон. Голова. Шалабан – галава эта па-стариннаму. Шапку-та надень, няпутный. Шалабан продуить! 2. неодобр. Бездельник. Парни-та у нас щас усё шалабаны, усе бы им вотку пить. Шалабан не варит. То же, что и шарабан не варит. Ничо у тиба шалабан не варит! Ой, ты чо эта! Чо у тибя шалабан не варить!
В «Словаре фразеологизмов и устойчивых сочетаний Забайкальского края» В.А. Пащенко (2014) отмечено слово «шарабашек». – Шарабашек не варит у кого-либо. О несообразительном, глупом. У меня шарабашек не шибко варил. Брат у меня, Фрол-то, умышлённый (умный) был, всегда подсказывал мне в учёбе. Даже стихи сочинял. (Нер.-Завод.) Мой милёнок на мосточке-то сидит, а то лежит. А копейку заработать шарабашек не варит (частушка, Сретенск).
Если внимательно присмотреться к разнообразию слов, обозначающих «шарабан», то можно заметить, что заимствование в письменной речи даёт гораздо меньше вариантов, чем когда заимствование происходит в устной речи. Орфография поддерживает исходный вариант, чем сильно отличается от «произвола» в устной речи – передаю как хочу, как слышу, как мне сказали.
* * *
Читатель увидел довольно длинную и извилистую дорогу изменения значения слова, обозначающего транспортного средство (шарабан) в щелчок по лбу (шалбан, щелбан, шерабан, щилбан), что и подвигло меня рассказать эту историю.
Николай Епишкин, лексикограф, г. Чита,
фото commons.wikimedia.org и fb.ru