Хочется стабильности

24 апреля 2000 года налоговая инспекция зарегистрировала фермером Любовь ГАЗИНСКУЮ, жительницу с. Новоникольское Петровск-Забайкальского района.

Обычное дело

– Любовь Владимировна, расскажите, как обеспечили хозяйство кормами к нынешней зимовке? Какие нюансы нынче?

– Зимовка – дело для нас обычное, поэтому особого напряжения нет, стараемся заранее всё продумать. Ну а нюансы какие? Нынче солнечных тёплых дней было мало, больше дожди. Урожай сырой, и если его раньше убрать, то потеряли бы. Вот соседи, Бурятия, убрали, и весь он сгорел. А у нас ушёл под снег. В течение пяти дней стояла корка снега, поэтому мы никак не могли подобраться к посевам. Шесть последних лет такого не было. Снег к концу октября выпадал, и мы, хоть и по холоду, успевали провести уборочную.

– Много посевов?

– Мы засеваем 120 гектаров зерновых: ячмень, овёс, пшеница. Немного, но урожай обычно неплохой, хватает для подкормки животных в зимний период.

Посевы списали, поля застрахованы, обещают выплатить какую-то помощь, планируем, что будем скот выпасать на этих полях. Всё-таки очень печально, что погода нам не благоволила. Но не унываем. Жизнь-то всё равно надо продолжать, и сеять надо продолжать.

– А что у вас с техникой?

– Мелкую технику мы покупаем, в программах участвуем, вот трактора хорошие по гранту брали, но купить комбайн, например, сложновато. Зерноуборочная техника очень дорого стоит. Чтобы приобрести самому, фермеру надо всю жизнь на один комбайн работать.

– А с сеном как?

– Сено накосили. Условия тоже были очень непростые: сыро, поначалу трава плохо росла. Нас выручило то, что мы занимаемся культуртехническими работами, сеяли многолетку, она дала хороший урожай. Ну, естественные сенокосы, конечно. Не было у нас нынче скачка кобылки сибирской, которая в предыдущие годы съедала все сенокосы. Сено мы заготавливали на своей территории. У нас в аренде 1300 гектаров, есть немножко в собственности. Сохранён поливник, ещё тех времён. Так что для сенокоса этот год был неплохой, сена накосили вдоволь.

Мясное направление

– Сколько у вас животных?

– Мы разводим овец мясного направления и КРС. Заниматься молочным животноводством трудно, там разные нормы, и животные совсем другие, а вот в мясном направлении можно работать, как мы сделали вывод. На данный момент у нас 350 голов КРС и 1300 овец. Маточное поголовье овец в прошлом году 800 было голов, нынче увеличиваем; маточного КРС – 100 голов.

– То есть шерстью не занимаетесь?

– Стрижём, шерсть есть, но её мало, и она по качеству, конечно, совсем другая, чем у тонкорунных овец. Наши овцы в основном на мясо идут. В прошлом году за шерстью приезжали из Агинского, выбрали что получше. Цена, конечно, невысокая, но хотя бы забрали. В этом году ещё никто не приезжал, да и мы сами заявки не делали, потому что с урожаем плохо получилось.

– А кадры есть? Как планируете зимовать?

– Да, вопрос непростой. Работа чабана – не очень такая, скажем, престижная, это раз. Потом, чабаном должен быть человек, который любит животных, а сейчас молодые такие, что мало кому это нравится. Но у нас пока кадры есть. В зиму войдём нормально. Радует то, что территория большая, потому что барашки кушают хорошо, после них остаётся чёрная земля, нужно постоянно перегонять.

Организуем туровый окот. В апреле-мае, смотрим обычно, когда Пасха идёт, то есть тепло и трава. А если бы мы, например, как-то по-другому делали, подпускали производителей круглый год, то такого выхода ягнят не получалось бы, потому что в нашем климате, при наших условиях и том, что мало людей, иначе нельзя.

Одно время держали кавказских овчарок, но они почему-то погибли. Может быть, не очень приспособлены к климату. Теперь у нас алабаи, они помогают пасти, волки нас не трогают.

Конечно, за 20 лет было всякое, но сейчас более-менее. Есть опыт, и есть надежда какая-то. Настраиваем молодёжь: держитесь, работайте, делайте всё на века. Вот так и живём, где на энтузиазме, где как.

Помощь государства

– Какие шаги должно предпринимать государство, чтобы помогать фермерам? Вот разработана программа развития овцеводства, как к ней относитесь?

– Овца – это животное, которое только пользу приносит человеку. Это, во-первых, быстрое мясо. Животное вырастает за полгода, это плюс. Но минус какой? Сбыт. Вырастить-то мы выращиваем, а сбыть в какой-то легальной сфере, по нормальной, хорошей цене не получается. Продаём как придётся. Выручает то, что сейчас люди более-менее стали понимать, что баранина – это вкусно, а то одно время в селе говорили: «Да какое же это мясо?» Сейчас отношение поменялось: юбилей или праздник – зарезал барана, пожарил, покушал. Вот наши деньги. Продал барана – тонну солярки купил.

О программе в общих-то чертах я знаю, но что, например, мне, как фермеру, нужно? Нужно, чтобы кормовая база была хорошая и стабильная. Ну и законы: если уж их приняли, пусть они бы и были такими, а не менялись каждый раз. Чтобы было понятно будущее. Вот власть, что она хочет дальше делать?

Вот мне, чтобы была кормовая база, нужен комбайн. И если бы, к примеру, предусмотрев все возможные программы, гранты и субсидии-дотации, было просчитано и мне сказано: миллион тебе даёт государство, пятьсот тысяч сама изыскиваешь, вот эта часть потом будет субсидирована, и так далее, то есть помогли бы максимально видеть и понимать перспективу и приобрести, на самом деле, этот комбайн, то это бы была нужная помощь.

Хорошо, если сидит большая организация, где много специалистов, они сами всё проанализируют и подготовят, а когда один фермер, это нереально.

А в принципе, получается, что пожаловаться-то не на кого и некому. Просто живёшь и рассуждаешь, думаешь, как бы было лучше, если бы было вот так… Но и та помощь, какая есть, это очень хорошо для нас. Если бы не было её, мы бы вряд ли так развивались.

– Любовь Владимировна, а женщина-фермер должна обладать какими-то особыми качествами?

– Предполагается, что фермерство – это какой-то семейный бизнес, поэтому если один кто-то в семье фермер, значит, все остальные – прямо все! – должны жить этим делом. А женщине надо всех понимать, всем помогать, всех воодушевлять и любить своих близких.

Работа – за счастье

– А помните, как всё у вас начиналось?

– Конечно. Родоначальником был мой муж Евгений Григорьевич, он в колхозе работал. А когда Гениатулин издал указ о создании крестьянских (фермерских) хозяйств в Читинской области, то пошли регистрироваться двое – я и Крюков Анатолий. Сначала мы оформились на бирже, потом прошли какой-то тест, по тысяче рублей дали нам «подъёмных», так и стали фермерами. Анатолий живёт в Малете, рукастый, деятельный мужик – и пахал, и сеял, но меня он лет на 12 постарше, сейчас уже просто пенсионер.

– Если бы на 20 лет отмотать назад, вы пошли бы этой же дорогой?

– Я думаю, что да. Может быть, не в таких объёмах, всего бы поменьше, но в принципе, да. Ведь КФХ – это самое такое дело, семейное, все на глазах, все работают. И сейчас ведь пришло такое время, что работа – за счастье. Понимаете? Не болеть и работать – это счастье. И если дальше государство будет развивать частную собственность в таких небольших масштабах, это будет нормально. Почему, допустим, где-то в Англии или в Италии спокойно говорят: «Я – сыровар в третьем поколении», а у нас нету третьего поколения? Потому что у нас чуть что – раз, всё сломали, переломали, и начинай сначала… Это же плохо. Ну, делите вы власть, не реальной войной какой-то, а интеллектуально или как, но не рушьте всё, что есть! Это же создаётся поколениями, жизнями.

Мы сейчас живём в зданиях, которые строили наши отцы, а некоторые – в домах, которые прадеды построили. То есть надо делать надолго и качественно, а жить и работать так, чтобы внукам и правнукам что-то оставалось. И пусть ты будешь обувщик в третьем поколении или цирюльник в пятом поколении! А то, к чему сейчас пришли, страшно.

– А ваши корни – из села?

– У прадеда была земля, он пахал и сеял. Фамилия его была Белозёров, и у нас здесь даже место есть – Белозёрье. Бабушка выросла здесь, вышла замуж, дед мой пошёл в Красную Армию, воевал, погиб. Она растила детей, работала поваром, всегда держала коровку, ведь если в селе живешь, надо живность держать. Мама моя получила образование, работала педагогом, отец трудился в леспромхозе.

– Есть мнение, что современная деревня разучилась работать. Вы согласны?

– Это неправда. Но тут есть другой момент: вот возьми, допустим, сто человек, из них пять будут делать то, что остальные 95 станут за ними повторять. Это, наверное, чисто по жизни так, и книги научные про это написаны. Люди-то готовы работать, но им нужен ориентир какой-то.

Вот говорят, идеология – это плохо, но что-то же надо нам иметь такое, чтобы наше государство от других отличалось. Я особо в политике не разбираюсь, но были же ориентиры! Нас же не призывали убивать или что-то такое делать, а наоборот, к светлому будущему идти надо было. Все стремились, и может быть, мы даже и не шли, но душе-то было спокойно и нормально. Мы же люди советские, хоть и говорили наши родители, мол, свободы мало, то да сё, но на работу все как на праздник бежали! Где-то, может, и неправильно трудились, где-то что-то не делали, но страна-то жила.

А сейчас нет этого ориентира – куда, чего… Сеют панику, а надо, наоборот, говорить, что всё хорошо у нас, надо взять самое хорошее из того, что предки нам оставили, и двигаться дальше.

– Коль год юбилейный, то чего желаете себе и своим близким?

– Так здоровья желаю. А почему его не должно быть в деревне-то? Молоко есть, это самый хороший продукт. Мясо есть. Капусточки наквасили, картошки накопали. А что ещё человеку надо? Продукты нормальные, работа есть, свежий воздух. Ещё стабильность в государстве, чтобы все были сыты, одеты, обуты. Вот и всё, на этом точка.

фото из личного архива Л.В. Газинской