В октябре прошлого года в «Земле» напечатали мой рассказ «Тайга», но он служил продолжением рассказа «Шапхай». Надеюсь, что и эот привлечёт ваше внимание.
Первой собакой из моего детства, которую я хорошо помню, был Шапхай. Вообще-то его звали Чапай. Моя бабушка очень уважала героя Гражданской войны Василия Ивановича Чапаева, и собаку назвали Чапаем. Но баба Зина, потерявшая слух в результате тяжёлого нервного потрясения, говорила, пришёптывая, и поэтому получалось Шапхай. Мы, маленькие дети, так и стали звать пса вслед за бабушкой.
Был Шапхай абсолютно белой окраски, с чёрными глазами. Позднее я узнала, что он чистокровная ненецкая лайка из особой породы пастушьих оленегонных лаек. В нашей семье его очень любили, и собака эта стала настоящим членом семьи, другом и помощником.
По рассказам родителей знаю, что пса привезли с севера, из охотничьей деревни. Он сразу же показал лучшие черты своей породы: ум, преданность хозяину, дружелюбие, чувство собственного достоинства. Его добродушие и вера в людей не раз сыграли с ним недобрую шутку. Однажды совсем ещё молодым псом он увязался за другом моего отца в соседнее село. А тот загулял и обменял его на две бутылки водки бурятам, живущим в степи на стоянке, которые подыскивали хорошую собаку. Отец взял отпуск и месяц колесил по отарам, разыскивая Шапхая. На дороге к последней, самой дальней, увидел худого, с облезающей шерстью пса, тот медленно бежал, часто ложась в пыль и шатаясь от слабости. Хозяин с трудом признал в нём потерянного друга и помощника. Он заехал на стоянку и узнал, что пёс, посаженный на цепь, ни разу не притронулся к еде. Никого не подпускал к себе. Новые хозяева очень переживали, сорок раз пожалев, что соблазнились такой удачей, но куда вернуть собаку, не знали. А затем спустили его с цепи. Папа так и не смог простить другу такого поступка, чувство взаимного уважения и доверия сошло на нет.
В детстве мы часто играли рядом с дремлющим где-нибудь в тенёчке псом, инстинктивно осознавая, что он не только наш дружок, но и защитник. И это действительно было так. Дважды спасал он жизнь моего брата, защищая от смертельной опасности. Ещё совсем маленьким брат играл с соседскими ребятишками на поляне, а семья у соседей была большая и дружная, старшие всегда следили за младшими. И когда, откуда ни возьмись, появилась бодливая тёлка, есть такие животины со скверным характером, старшие подхватили младших и убежали, а брат остался один. И быть бы ему поднятым на рога, если бы не Шапхай. Бабушка спешила внуку на помощь, но была ещё далеко, а Шапхай уже носился вокруг ребёнка с лаем, бросаясь на агрессивное животное, не подпуская его к мальчику.
Во второй раз выскочил братишка за ворота, когда вся семья уже садилась ужинать, и его исчезновение не сразу заметили, только услышав истошный лай пса, высыпали на улицу, где в это время проходило коровье стадо, а брат уже успел забежать в его середину. Коровы, рассерженные появлением помехи, сердито мычали, начали загребать землю копытами, обступили мальчика, пытаясь поддеть его рогами. И опять наш собачий хранитель появился вовремя, обороняя ребёнка до тех пор, пока не подбежали родители.
Однажды летом мама с братом ушли за грибами, а меня с собой не взяли, объяснив, что вряд ли дойду, устану. Было мне в то время чуть больше трёх лет. А я, нарядившись в новый плюшевый плащик, купленный мне накануне, желая покрасоваться в нём перед зрителями, но никого не найдя, решила, что в лес я и одна схожу. Баба Зина в это время куда-то отлучилась, и я отправилась на прогулку очень довольная собой, не замечая ничего вокруг. Моё путешествие закончилось на дне оврага, куда я свалилась, не успев даже осознать своего падения. Ребёнком я была упрямым, поэтому не оставляла попыток выбраться из ловушки, раз за разом скатываясь на дно. Между тем на дне оврага стемнело, начинались сумерки, со дна я видела только серую полоску неба. Плащик мой давно превратился в лохмотья, я от отчаяния зарыдала, и тут на фоне серой полосы, у кромки оврага появился Шапхай. Потом он исчез, и вскоре вместе с псом в овраг спустился молодой парень Петя по прозвищу Агафанов (по имени отца). Оказывается, в деревне начался переполох, бабушка уже собирала мужиков на мои поиски, зажигали факелы. Вернулись мама с братом, и последняя надежда растаяла – меня с ними не было. Сборы были в полном разгаре, когда появился Петя со мной на руках. У него с рождения нарушена речь, поэтому с трудом поняли, что он шёл из леса, наперерез ему выскочил пёс и стал куда-то тянуть за полу куртки. Петя испугался, попытался убежать, но собака с лаем догоняла его, не давая пройти. Он вынужден был пойти за ней. В овраге Петя увидел меня, чумазую и зарёванную.
Второй после предательства отцова друга жестокий урок от людей получил наш любимый пёс во время зимнего охотничьего сезона на белок. Папа – страстный охотник-любитель – зимой обязательно вырывался на недельку в тайгу, не ради наживы, а по зову сердца. Он уехал на охоту со своим товарищем, а утром тот, уходя на охоту, взял с собой Шапхая. Хорошо обученный, смышлёный пёс, облаяв белку, ждал выстрела. И едва белка падала на снег, хватал её и нёс хозяину. Папа давал ему облизать ранку, и он бежал дальше, выискивая добычу. Так было и в тот раз. Только рядом не было хозяина, горе-охотник, увидев, как пёс схватил белку, не раздумывая выстрелил в него и, бросив пса истекать кровью, продолжил охоту. А вечером, когда отец вернулся в зимовьё и спросил о Шапхае, хвастаясь, рассказал, как наказал «зарвавшегося» пса. Отец, схватив лучину, потемну бросился в тайгу искать собаку. Шапхай был ещё жив, и папа в ночь выехал из тайги, увозя в санях искалеченного кобеля. Не помню, прошла ли пуля навылет или осталась в голове, но болел наш любимец долго. Больше месяца выхаживали родители пса прежде, чем он впервые встал на подгибающиеся ноги.
С тех пор отец никому не доверял своего любимца, ведь он тоже был обязан жизнью Шапхаю. Однажды, поднимаясь по хребту, он был застигнут врасплох медведем, который вышел из-за скалы, уже встав на дыбы. Был зверь так близко, что отец не успевал сдёрнуть ружьё. И тогда в атаку бросились Шапхай и Тайга (отец впервые взял молоденькую лаечку в тайгу на обход, он тогда работал лесником, и она не струсила, рванула вслед за Шапхаем на медведя). Зверь на мгновение отвлёкся, и этого хватило отцу, чтобы сдёрнуть ружье и выстрелить практически в упор.
Как в любой сибирской деревне, замков у нас не было очень долго, появились они на дверях где-то к концу 80-х. Уходя из дома, ставили к прикрытым дверям палку. Это и означало, что хозяев нет дома. Поступали так и мы. Во дворе полновластными охранниками становились собаки. Большинство лаек в обычной дворовой жизни добродушны и неагрессивны. Но зато чётко понимают свою роль во дворе и регулируют процесс охраны по своему усмотрению. Шапхай тоже сам решал, как поступить и с обитателями двора, и с людьми, приходящими к нам. Иногда он мог совершенно спокойно пропустить подпитую компанию, которая буквально перешагивала через него, лежащего на крыльце. А однажды не запустил в ограду соседку, хотя мы ходили друг к другу по сорок раз на дню. Мог поступить и по-другому. Однажды он запустил в дом подругу моей бабушки. А вот обратно не выпустил! И пробыла у нас гостья в одиночестве до самого вечера. Успела и чаю напиться, и на диване поспать. Мы так и не поняли, по каким критериям он сортировал людей. Ведь чаще всего он просто дремал на завалинке, не обращая внимания на посетителей.
Была у нашего любимца одна черта характера, с которой нам всем приходилось считаться. Не переносил он несправедливого отношения к себе, и если эту несправедливость совершал кто-то из нас, тут же объявлял бойкот. Когда на смену уже стареющему Шапхаю папа привёз Тайгу, охотничьи инстинкты в ней проснулись рано. А первой её добычей стали куры с нашего двора. За куриц Тайга получила курятиной по морде, под горячую руку отец наказал и Шапхая. Мы бросились на его защиту, ведь такого греха за собакой сроду не водилось, он никогда не трогал кур. Отец, не желая признавать свою неправоту, заявил, что Шапхай должен был остановить Тайгу, а он пролежал, молча наблюдая.
На ночь собак спускали с цепи, а утром, когда мы принесли собакам еду, Шапхая на месте не оказалось. Нашли мы его на пустыре через дорогу, пёс лежал, не реагируя на наши призывы. Несправедливого наказания он не мог простить даже любимому хозяину и объявил протест. Положив тяжёлую голову на передние лапы, никак не отвечая на наши ласки, он лежал, повернув голову к воротам, не отрывая от них глаз, а в глазах такая тоска, что мы просто растерялись: человек, да и только!
Подходила к концу неделя собачьего протеста. Не знаю, как пёс проводил ночи, но, соскакивая рано утром, мы сразу же неслись к своему любимцу, и он всегда был на месте. Мы таскали ему лучшие кусочки, в обед оставляли суповые косточки из своих тарелок, упросили маму выдать ему котлетку, носили еду целыми днями, подносили её к его носу, пытались засунуть в пасть, но он не ел ничего.
Отец наш нрава был довольно крутого, и по пустякам мы старались к нему не лезть. Но здесь, собравшись с духом, подступили с ультиматумом: он должен пойти к Шапхаю и как-то уговорить его вернуться домой, а также накормить. Папа тоже переживал из-за Шапхая. Но ни разу не показал этого (это нам мама подсказала). А потому, повозмущавшись для порядка, мол, дожил, перед собакой извиняться должен, взял мисочку с едой и пошёл к нашему голодающему. Не знаю, что он сказал Шапхаю, мама нас с ним не отпустила, только издали мы вдруг увидели, как у пса, кажется, засветилась вся шерсть, и он, вскочив, запрыгал вокруг папы, стараясь лизнуть его в лицо, успевая при этом облизывать его руки. А потом полетел к дому. Он действительно летел к дому, распластавшись в стремительном беге. Мы с радостными криками выскочили ему навстречу. Он носился по переулку, взлетал, парил. Никогда больше в своей жизни я не видела такого огромного всеобъемлющего счастья.
А потом в деревню пришла беда. Началось собачье бешенство. Собаки носились между дворов, пуская по ветру слюни, дрались между собой, пытались наброситься на людей. Их пристреливали прямо на улице. Псов сажали на цепи, пытаясь спасти от заразы. Не знаю, заболел ли Шапхай действительно, или сказалось старое ранение в голову, явных признаков заболевания у него не было. Но взгляд его помутнел, он перестал узнавать людей, бросался на взрослых, когда те приносили ему еду. Нас, детей, к себе подпускал, но для этого нужно было простоять чуть в стороне некоторое время, наблюдая за тем, как он борется с собой, как постепенно в его глазах появляется осмысленное выражение, и только потом подносить корм.
Ветеринарного обслуживания в деревне для собак и кошек тогда фактически не было. И наши родители, находившиеся в состоянии постоянного стресса, опасаясь за нас, приняли тяжкое для себя решение: пса пристрелить. Папа уводил Шапхая. А мы стояли у окна на кухне вместе с мамой… Высокое синее небо, золото берёз, чёрные квадраты картофельных огородов с кучами пожухлой ботвы, серебристая стынь речушки с шаткой полоской мостка с перильцами через неё. Отец с ружьём на плече. Шапхай носится вокруг него, заливаясь весёлым лаем. Он был счастлив, он ведь шёл на охоту… И окутавшая всё это тонкая, почти осязаемая, туго натянутая паутина грусти. Мне казалось тогда, чуть тронь её рукой, и она лопнет с высоким, раздирающим душу звуком. Прошло столько лет, но в моей голове до сих пор не укладывается дикое несоответствие безмолвной осенней, почти вселенской печали и безудержного собачьего счастья. Неужели он тогда ничего не почувствовал?
Хоть нам и объяснили, как могли, необходимость такого шага, но стоя у окна, мы рыдали в голос. В смерти любимой собаки мы молчаливо обвиняли отца, мама пыталась как-то защищать его, но тонкий холодок отчуждения пробежал тогда между нами. Отец тяжело переживал. И так всегда сдержанный в проявлении чувств, он совсем ушёл в себя, стал молчаливым и раздражительным. Много времени спустя сказал вдруг, глядя в окно тоскливыми глазами: «Зря я его сам застрелил, не будет у нас теперь добрых собак».
Мы, дети, постепенно справились с горечью утраты, остались только светлые воспоминания о Шапхае. Отошёл и отец. Хотя в первые дни он приходил с работы, ложился на диван и часами лежал, отвернувшись к стене. Но вместе со смертью Шапхая ушёл и целый этап нашей жизни – ранее детство. Мы как-то сразу тогда повзрослели. А во дворе у нас за это время подросла и возмужала ласковая, добрая, умная лайка Тайга.
Татьяна Эпова, г. Краснокаменск