Снимая розовые очки

На книгу И.А. Пушкарёва «С почтением к Истории»

В конце 2020 года произошло малозаметное событие в литературной жизни Забайкалья. Не было шумной презентации произведения с банкетом, обошли молчанием это событие все печатные издания и местное ТВ. Только узкий круг почитателей и соратников учителя физики любавинской школы знали, что Игорь Александрович Пушкарёв осуществил свою мечту и издал в Москве в издательстве «Эдитус» на собственные средства труд объёмом 104 страницы, которому посвятил значительную часть своей жизни.

Этому событию предшествовало ещё одно, личное. Игорю Александровичу удалось добиться в краевом суде реабилитации своего деда, Георгиевского кавалера, участника Первой мировой войны, казнённого из-за принадлежности к казачьему сословию в Мангутском погранотряде 16 января 1938 года. Реабилитация состоялась только через 83 года…

Изданию книги предшествовали и многочисленные публикации статей на исторические темы, в основном в региональной газете «Земля».

Ряд образованных на современный лад молодых людей, которые по моей рекомендации ознакомились со статьями и книгой Пушкарёва, задавали мне вопрос: «Неужели это правда – что написал автор? Этого быть не может, потому что нам в институтах и техникумах давали другую информацию». Меня удивляла и одновременно возмущала такая оценка труда любителя-историка, архивиста, собирателя истинных фактов в документах эпох, а не в учебниках преподавателей марксизма-ленинизма. Разбираться в документах архивов края, НКВД-КГБ-ФСБ – это не сочинять восторженные вирши под влиянием весеннего настроения. Это тяжелейший труд. Нужно уметь переводить со старославянского языка, вчитываться в недописанное и недосказанное в документе, порой малочитабельном, потрёпанном временем и людьми. Книга Игоря Пушкарёва – документальное произведение, изложенное современным языком, не вымысел, не плод фантазии, а правда, горькая, чудовищная, трудно воспринимаемая и не всеми понимаемая. Попытайтесь хотя бы представить, как можно было в этом чудовищном климате на расстоянии в полтысячи вёрст от базы (Нерчинска) первым русским казакам обустроиться на голой каменистой земле и уже приступить к выполнению важнейшей задачи – охране рубежей России. Продуктов питания – минимум, жилья нет, инструмент для его постройки ограничен. Помыться негде, сменить бельё невозможно и т.д. и т.п. Я пытался многократно поставить себя в эти условия и не видел выхода, я мысленно погибал.

Теперь – о книге в изложении профессора медицины, привыкшего писать многочисленные рецензии на аннотации научных трудов, статьи, диссертации, монографии хирургов и не только. В этой связи буду краток в оценке труда автора. А ещё потому, что последняя глава посвящена моей бабушке по отцу, там помещена фотография моего деда – Хрисанфа Титовича Богомолова, казнённого в один день, час и в одном месте с дедом автора книги.

В первой главе он обращается к тем читателям, что воспитаны в советской коммунистической школе, через которую прошло наше поколение, других школ – средних и высших – не было, так что обращение ко всем нам. Я хорошо понимаю смятение автора, которое он испытал при работе с архивными документами, через это прошёл и я, когда в разные годы жизни слышал рассказы выживших свидетелей тех событий, участников ВОВ, бывших узников ГУЛАГа, своих родственников. В главе упоминается документ «Сельскохозяйственная перепись 1923 года», который и мне удалось проработать в краевом архиве. В документе я нашёл подтверждение состоятельности семьи моего деда, в хозяйстве которого было три лошади и пять голов крупного рогатого скота, не считая прочей живности. Дом, в котором и я начинал расти, был сложен из вековых сосен, пятистенный, с капитальными, из брёвен же, сенями, битой русской печью. Свой колодец и огород с постройками для животных. Прекрасно знаю, как непросто было накосить и вывезти сено в советское время (60-е годы) для одной коровы с телёнком, когда уже были автомобили и трактора, а здесь – дюжина животных, нуждающихся в корме. Как дед умудрялся заготавливать корм такой ораве при отсутствии батраков? Его старшему сыну тогда было только 13 лет, второму – на три года меньше, а третьему – моему отцу – исполнилось всего пять лет. Из этой же переписи узнал, что в станице Мангут самая многочисленная фамилия была Перфильев – 27 хозяйств-семейств! Подозреваю, что не все переписные листы сохранились, поскольку в подшивке встречаются данные на жителей Верхнего Ульхуна и Тырина. Так вот среди Перфильевых было много зажиточных, владевших табунами скота в 100 и более голов, магазинами и крепкими домами. В 60-е годы (время моей учёбы в Мангутской средней школе) по памяти я с трудом насчитал около 10 семей с такой фамилией. Назвать эти семьи зажиточными в то время было невозможно. Куда делись остальные два десятка семей? В «Книге Памяти» и среди раскулаченных нахожу такую фамилию, и в числе почти 500 расстрелянных по району в 1937–38 годах… Вот так на примере одного рода (фамилии) можно видеть, как выкашивала власть большевиков потомков первопроходцев, хозяев, тружеников и воинов. Фамилия Богомоловых тоже поредела более чем наполовину со времён переписи 1923 года.

Во второй части книги автор приводит пример разорения властью работного крестьянина – кстати, бывшего красного партизана. Непомерный разорительный налог налагался на частный сектор. Убогие руководители, порой не имевшие понятия о сельскохозяйственном труде, изымали у тружеников почти всё. И скупые сведения о голодоморе уже не кажутся сказкой. Это же надо было придумать разрешать забивать свой выращенный скот только на забойных пунктах в Кыре и (или) Мангуте, получать частичку мяса на число едоков в семье, а основное – отдай государству, в закрома Родины. Такого издевательства над населением не придумывали даже оккупанты.

Интересны документальные свидетельства об образовательных учреждениях в Кыринском районе до большевистского переворота. Было где и чему учиться как русскому населению, так и тунгусам. Мангутскую школу, основной корпус в два этажа и ещё два одноэтажных, на основательных фундаментах, построили в 1899 году. Печное отопление, просторные классы, спортивная площадка на улице и жилые дома для учителей и директора заведения. Школа уже при Советах была средней, и на её территории имелся интернат со столовой для иногородних. Новую, каменную, уже со спортзалом, построили в усечённом варианте только в 1966 году.

Кратко автор коснулся и медицины, которая, и это нужно признать, была несовершенной по сравнению с нынешним временем. Кстати, и в Чите лечебные учреждения выглядели в то время весьма скромно.

Глава о «Сибирских аристократах» – конных тунгусах – открытие для меня, и думаю, не только для меня. Эта страница истории нам ни в каком виде не преподавалась. И Игорь Александрович высказывает гипотезу о причинах забвения вклада тунгусов в строительство пограничных рубежей России в Забайкалье: они восстали против власти Советов, как и другие многочисленные народы и поселения Советской России, не согласившиеся с законами большевиков, коллективизацией и другими государственными нововведениями. Названы роды тунгусов, места их проживания. В наше время жителей поселений Тарбальджей и Курулга считают бурятами, и только знающие историю представители бурятского этноса называют их хамниганами – второе старое название конных тунгусов.

Работу делают документальной выдержки из распоряжений и постановлений Правительства за подписью В.И. Ленина и позднее И.В. Сталина. Ничего хорошего для местных старожилов в этих документах не содержалось. …Арестовать, расстрелять, «провести дела через Тройки для ускорения процессов…»

Немногочисленные фотографии казаков, некоторые взяты и из уголовных дел НКВД, – украшение книги. Какие лица, какая стать и благородство, какая выправка у казаков!

Читать о 1937–38 годах крайне тяжело. Планы по уничтожению населения спускались сверху. Чу-до-вищ-но! Геноцид казачьего приграничного населения и не только. Если только на Кыринский, сравнительно малочисленный район, цифра убиенных приближалась к 500, не считая уничтоженных в 20-х – начале 30-х годов, то помножьте на 30 районов да прибавьте саму Читу… – счёт пойдёт на десятки тысяч.

Автор упомянул и рабочий посёлок Хапчерангу, где мне довелось работать врачом в 70-х годах. «Разоблачение врагов народа» не миновало и пролетариат – опору большевиков. Не щадили для выполнения расстрельного плана работяг и инженерно-технических работников, а ведь там были все пришлые, завербованные в Центральной России. Это опять к вопросу о депопуляции Забайкальского края, оттоку населения и опустошению сёл. И до сих пор нет суда над виновниками, палачами. Правда, автор, к моему удовлетворению, проследил и судьбу некоторых из них. Участь Н. Ежова известна, Г. Хорхорин (глава Читинского НКВД), И. Муругов (первый секретарь обкома ВКП(б)) казнены новыми палачами, пришедшими на смену своим жертвам. Жаль, не знаем судьбы карателей Мангутской комендатуры А. Черняева и его подручного Герасимова.

О толмачах (разведчиках) из числа казаков Пушкарёв писал в отдельной статье. И как жестоко с ними поступили, как и с многочисленными их коллегами из центрального аппарата разведки страны. Дикость, не поддающаяся осмыслению…

Второе открытие для себя я почерпнул из главы о подвиге казаков на Усть-Зейском посту. Погибнуть ради сохранения продовольственного запаса для русского войска, возвращавшегося с устья Амура, где оно противостояло англо-французскому экспедиционному корпусу. Пали от голода 26 казаков. Подвиг, о котором практически никто не знал. Низкий поклон автору книги, что он поимённо называет героев Отечества.

Совершенно дикой кажется замена ононских казаков в начале 20-х годов на пленных мадьяр (венгров) числом 1000 для охраны границы. Другой климат, трудная местность, но лишь бы не русские и тунгусские казаки. Какое дикое недоверие к соотечественникам со стороны власти большевиков! Элементы этого недоверия я лично прослеживаю и в нынешнее время (может, ошибаюсь?). Будь моя воля, я бы в современные погранвойска набирал сплошь местных жителей, решив частично и тягостную проблему занятости сельского населения после распада колхозов. Но кто нас слушает и читает?!

Главу о «сожжении» партизан бароном Унгерном трудно комментировать лично мне. Первый муж моей бабушки по матери был в числе казнённых, и я часто в детстве слышал рассказы про это.

Последняя глава «Долюшка женская» – это о моей семье, моих предках и родственниках. Всё так и было.

Игорь Александрович выражает благодарность лично мне и моему брату. Мой младший брат Владимир Иванович, горный инженер, на пенсии вместе с супругой Екатериной Георгиевной, родина которой – Кыра, раньше меня занялись родословной, историей нашей родины и нашими предками, дойдя до начала XVIII века. Пока я писал и публиковал труды на медицинские темы, они меня обогнали в историческом поиске и сделали «пристяжным» исследования. Общаясь в недавнем прошлом со студентами, ординаторами, врачами-курсантами, невольно под их влиянием отвлекался на исторические темы на семинарах. Один вопрос часто задавали мои слушатели. Посвящён он был заселению славянами Забайкалья и исходу населения в разные времена. Сейчас Забайкальский край занимает третье место по численности населения в Дальневосточном федеральном округе. Отвечал слушателям примерно так: первое документально подтверждённое опустошение края (Чивилихин, Исай Калашников, Рашид Ад Дин и др.) совершил Чингисхан (Темуджин). Монгольский этнос был обескровлен многочисленными войнами и дальними походами. В одной из глав «Жестокого века» И. Калашников описывает, как друзья детства Чингисхана после похода едут по стойбищам и видят только одних стариков и малых деток. В средние века колонизацию Забайкалья осуществляли казаки со стороны реки Лены и из Итанцинского острога, что на территории современной Бурятии. Центром колонизации был Нерчинск. Первый, бескровный забор населения из Забайкалья осуществил генерал-губернатор Муравьёв-Амурский, заселив Приамурье казаками, приплывшими из нашего края на плотах со срубами домов, животными и домашним скарбом по Шилке и Амуру. Следующие опустошения – уже кровавые. Участие забайкальских казаков в подавлении восстаний в Китае, участие в Русско-японской войне 1904–1905 годов, Первой мировой и особенно Гражданской войнах. Сколько трудоспособного народа погибло, ушло за границу, даже в Австралии есть отдел Забайкальского казачьего войска. Гнусное преследование и репрессии с раскулачиванием. Как и чем руководствовались власти при выселении кулаков? Понять здравому человеку невозможно. Люди с великими трудами заселяли Забайкалье, а большевики ссылали в обратном направлении на погибель крепкие семьи в Красноярский и другие края. Никакой логики, кроме желания уничтожить самостоятельное трудоспособное население.

Следующее опустошение – во Второй мировой войне. Один из краеведов посчитал на примере Верхнего Ульхуна, что в ВОВ погибло примерно столько же, сколько во время репрессий и раскулачивания. В родном селе Мангут после войны был районный детский дом – вот сколько сирот было только в малонаселённом Кыринском районе! Безотцовщина была повсеместной – сужу по школе, своему классу, родственникам. Из шести мужчин нашей дедовской семьи забрали на войну всех, половина погибла.

Ну и, наконец, близкое нам время – коммунистическая перестройка. По сути, тихая гражданская война. Вот вам и отток населения, депопуляция края. Колхозы, в которые большевики силой загоняли казаков, повсеместно рухнули. Предприятия, где трудился передовой, по мнению большевиков, класс, пролетариат, уничтожены. Где «Пролетарии всех стран, соединяйтесь»? Этого объединения не было даже во время войн, не считая мирное время. Где «самое передовое учение марксизма-ленинизма»? И это говорит о многом, если не обо всём. Но я отвлёкся.

Журналистам известно выражение «Если бы директором был я». Так вот я бы опубликовал книгу Игоря Александровича Пушкарёва «С почтением к Истории» частями на страницах «Земли».

Спасибо, глубокоуважаемый Игорь Александрович, за бесценный поучительный труд. Успехов вам в поиске истины, в просвещении населения.

Желающих приобрести книгу оказалось значительно больше тиража первого издания. Призываю меценатов помочь автору ценнейшей книги со вторым дополнительным изданием, а также опубликовать другие труды учителя физики из посёлка Любовь Кыринского района.

Николай Богомолов, г. Чита