Александра Михайловна Мунгалова – живая общительная женщина, приветливая и доброжелательная. До сих пор она активно занимается общественной деятельностью, являясь председателем совета ветеранов сельского поселения «Новоцурухайтуйское». И далеко не все знают, что эта маленькая хрупкая женщина носит в себе свою страшную правду о войне. Войне, не пощадившей даже грудных детей. Александра Михайловна – одна из тех, кого в нашей стране официально называют «малолетние узники концлагерей».
Оккупация
«В июне месяце 1942-го они пришли к нам. Их уже потрепали. Перед их приходом люди прятали всё ценное, и мама с бабушкой закопали в землю документы, немного одежды, что-то по мелочи и самое ценное – отцовские хромовые сапоги», – так начался рассказ о войне, прокатившейся по семье Саши Бугаковой, жившей тогда в Воронежской области. «Они» – только так называет Александра Михайловна фашистов. Конечно, этот рассказ в большей степени построен на воспоминаниях матери, бабушки, молоденькой тёти-крёстной и брата, сама она помнит военное время уже после возвращения домой, но какая же страшная картина разворачивается перед слушателями…
Саша родилась в Крещение, 19 января 1941 года, в селе Ездочное Коротоякского района. Отца забрали на фронт в самом начале войны, в 1941 он защищал Москву. Бабушка с младшей дочерью во время войны перешла жить к Бугаковым, так, видимо, легче было прокормить троих детей. Сначала немцы ходили, спрашивали яйца и молоко. Собаки лаяли, они их перестреляли. А потом уже не спрашивали, сами всё брали. Утром мать доит корову, а они стоят, ждут и сразу всё молоко забирают. Мать идёт домой и плачет – чем кормить детей?
Село было небольшое, но и в нём нашлись три полицая из местных. «После войны сидели в тюрьме, один там так и сдох, не вернулся. Второй пришёл чахоточный, позже сдох – собаке собачья смерть», – жёстко сообщает об их судьбе Александра Михайловна. Полицаи охотились за молодыми девочками, и девчонки надевали материнские длинные юбки, мазали сажей лицо… А две девушки однажды залезли от них на высокую «грушню» (грушу), слезть не могли, упали и обе шейку бедра сломали. Так и остались калеками, хромали всю жизнь, какая там была медицина…
Через речку Потуду, которая чуть дальше впадает в Дон, есть село Солдатское. Там не нашлось женщин белить хату коменданту, и полицаи отправили местных женщин. На обратном пути на лугу женщины встретили немецкий патруль. Немцы приняли их за партизан и тут же расстреляли. «Из-за полицаев погибли», – говорит Александра Михайловна.
Концлагерь
Немцы грабили население до июля, «но этого им было мало». Однажды всех жителей согнали во двор конюшни, откуда в 1941-м лошадей забрали на фронт. Там продержали людей три дня без воды и еды. Потом выгнали за деревню, люди думали – расстреляют, уже прощались друг с другом, но немцы погнали колонну по дороге, повернув на Воронеж. До него не дошли, а свернули в овраг возле села Семидесятное – это Хохольский район, там был концлагерь для красноармейцев и местных жителей, с вышками, с собаками.
Жара страшная, середина лета. Воды почти не давали, по кружке иногда. Колодцы в тех краях были глубокие, до 14 метров, фашисты заставляли носить воду заключённых, и семилетний брат носил. Он вспоминал потом: «Несёшь ведро, тяжело, расплескаешь – так он как даст тебе кнутом, по спине так огреет!»
Кормили мёрзлой свёклой и трухой от гречки, когда её чистят – вот такая похлёбка. За любое неповиновение расстреливали, прямо с вышек.
Так и держали людей до наступления Красной Армии. В августе арестованных подняли и погнали дальше, на Белгород, он ближе к границе. И там, возле какой-то деревни под Белгородом, заключённых продержали до февраля 1943 года, когда пришло освобождение.
Из архивной справки: «Мунгаловой – А.М. Бугаковой. В документах архивного фонда Воронежской областной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков в акте от 12 мая 1943 года по Семидесятскому сельскому совету Хохольского района Воронежской области имеются сведения о том, что 7 июля 1942 года в селе Семидесятное оккупантами были созданы 2 концлагеря на территории колхоза «ОСО» и 1 на территории колхоза «9 Января», где под открытым небом в овраге помещалось в общей сложности до 7 тысяч пленных красноармейцев и мирного населения, из них большинство – мирного гражданского населения – женщин, стариков и детей. В этих лагерях был установлен зверский режим: заключённых морили голодом, кроме павшей конины и пол-литра воды больше ничего не давали, работать заставляли непосильно по 12–16 часов, избивали плетьми и прикладами. Ежедневно десятки людей из лагеря расстреливали в овраге на расстоянии 600–800 метров».
Освобождение
Люди тогда добрее были, хотя жили все бедно. Освобождённых из неволи местные жители приютили, обогрели и накормили, приодели, дали салазки. В них настелили соломы, положили маленькую Сашу, и семья пошла домой.
«Идти до дома было далеко, с Чернянки шли, не могу сказать, сколько километров, но далеко. Я начала говорить рано, по дороге, увидев какой-нибудь дом, просила: «Мам, пойдёмо в хатку, вот хатка, там печка, там тепло…» – добавляет Александра Михайловна со слов матери.
Когда вернулись домой, в хате не было ни окон, ни дверей. Первым делом взрослые затопили русскую печь, посадили детей на неё, заткнув окна кукурузными будыльями, и пошли искать дверь. Нашли её в хате, где жили немцы, принесли.
Чем кормить детей? Пособирали остатки кукурузы, надолбили мёрзлой картошки. «Захоронка» была выкопана кем-то, ничего не осталось. Потом уже появились какие-то продукты понемногу. Одно из первых воспоминаний маленькой девочки – большой стол, и на нём отмеряли стаканами крупу. Люди ходили по домам: «Дайте милостыньки ради Христа». Что им дать? Нет ничего. Все вокруг голодали.
А в лесах остались дезертиры. Мать была неграмотная, и брат не учился ещё. Отец прислал письмо, а прочитать и написать ответ в доме было некому. «Мама ушла к почтальонше, а мы сидим на печи, боимся, и пить захотелось. Меня, как самую маленькую, отправили за водой. Слезла с печи, подошла к окну, а оттуда лицо смотрит. Я всё бросила, и на печь. Мама пришла – мы все ревём. Вот так и жили», – ещё одно жуткое воспоминание.
Дождались весны, дети ходили босиком, надеть было нечего. Искали хоть какое-то пропитание. Заячья лапша, другая травка, всякие цветы, корешки – чего только не ели… Пахать было не на чем, ни лошадей, ни быков. Копали огород руками, чтобы посадить картошку. И пекли драники: «Вот это осталось у меня в глазах на всю жизнь. Напечёт мама драников, наказывает не трогать, остынут – потом. Мы сидим на лавке и смотрим, уже глазами их съедаем. Однажды в такой момент в хату зашла женщина, а на руках у неё красивый платок с блёстками. Мама после войны ещё молодая, чуть за тридцать, а носить нечего, ходили в лохмотьях. Посмотрела на платок, на нас троих… и отказалась менять платок на лепёшки. А у меня на травке-то и росту нет. Братья, после меня рождённые, такие высокие».
Все поля были в снарядах. То в одном месте, то в другом люди подрывались. Соседский мальчик гранату-лимонку нашёл, погиб. Таких случаев было много. Наберут военные боеприпасов кучу на одном конце села, чтобы взорвать, людей на другой отправляют, потом наоборот. В таких заботах и дождались победу.
Отец пришёл с фронта контуженный, долго не разговаривал. Он не дошёл до Берлина, встретил победу в Восточной Пруссии. Не любил рассказывать о войне, редко вспоминал что-то. А вот предательство своих, советских вроде бы людей, забыть не мог. Ему пришлось выходить из окружения по западным областям Украины. В сёла старались не заходить, но дважды пришлось. И местные жители выдавали их немцам. Двоих солдат потеряли в таких перестрелках. А у партизан, к которым попали в брянских лесах, не остались, потому что выносили знамя части, без которого часть расформировывалась. Но в конце концов оказались у своих, и воинская часть была восстановлена. Ветеран, фронтовик, как и большинство неизвестных героев той войны, отец сразу взялся за мирный, но нелёгкий сельский труд, стараясь обеспечить свою семью, досыта накормить детей.
Мирная жизнь
Оживала страна, вся в разрухе, и счастье у детей было, что отец пришёл с фронта, а другие односельчане совсем не вернулись или вернулись калеками. Со временем и хлеб стали сеять, и поля хорошо обрабатывать. «Тут-то уже, как говорится, ожили».
В 1951 году Саша училась в четвёртом классе. В семье родился братик. А через полгода мать заболела, и её положили в больницу. «Бабушка с того краю идёт к нам. Та мамина сестра, которая с нами в лагере была, слегла уже тогда, когда тишина настала, видимо, все ужасы отразились на ней позже, и 12 лет не вставала. После войны дали нам корову, она дурная была, её только мама доила, а я бы в 10 лет и не смогла. И вот вечером я бежала туда ночевать, крёстной помощь нужна, а бабушка шла к нам. Брата я кормила молочком, после прянички научилась печь», – вспоминает Александра Михайловна нелёгкие послевоенные годы.
В селе была школа-четырёхлетка, затем в соседнем селе Солдатово Саша окончила семь классов. Очень хотела учиться на воспитателя, но мать часто болела, в доме – младшие братья, хозяйство, и Саша пошла работать в колхоз с 16 лет. Вскоре за прополку свёклы получила 150 рублей – очень большие деньги. Родители разрешили купить себе то, что хочется, купила косынку, ткань на платье, туфли за 85 рублей, и это было счастье.
Вся работа делалась вручную. Посадка, прополка, уборка свёклы, помидоров, капусты, подсолнечника, веялки на току тоже управлялись вручную. Спали немного, от росы до восхода солнца здесь же, на буртах. Утром грузили мешки на машину втроём, и пока до заготзерно везут урожай за 18 километров, вздремнут. На поле не кормили, всё из дома – молоко, яйца, сала кусочек, и всё. А домой придут и – на улицу, только услышав гармошку. Молодость есть молодость. Напляшутся, и снова работа дома и в поле.
Когда девушке исполнилось 18 лет, приехал брат отца из Новосибирска. Он попросил отца отпустить Сашу с ним, и она уехала с двоюродной сестрой в новую жизнь. Дядюшка устроил девочек в «почтовый ящик», так тогда называли военные секретные заводы. Завод охранялся военными с собаками, а что выпускалось там в конечном итоге, никто не знал. У Саши была подписка о неразглашении военной тайны на 10 лет.
Вторая родина – Забайкалье
На встрече нового 1960 года в заводском клубе она познакомилась с солдатом, пригласив его на белый танец. А потом и приехала в Забайкалье вслед за ним. Сначала 12 лет не работала, растила детей, но каждый год муж Анатолий отправлял её погостить на родину. Потом продавала билеты в новоцурухайтуйском Доме культуры. Со временем выучилась на киномеханика и 18 лет показывала людям фильмы. А затем новая должность – пригласили работать директором Дома культуры, отсюда и ушла на пенсию. Статус «малолетнего узника» Александра Михайловна получила только в 2005 году. От государства получила юбилейные медали, посвящённые 65-летию, 70-летию, 75-летию Победы.
Двое детей живут рядом, в Приаргунске. Пять внуков, уже двое правнуков. Так случилось, что совсем недавно ушёл из жизни супруг Анатолий Георгиевич Мунгалов. Александра Михайловна переехала в Приаргунск, в благоустроенную квартиру. Верится, что и этот удар судьбы не сможет сломить маленькую хрупкую женщину. Она выстоит, ей есть для кого жить, а украденное войной детство закалило её волю и характер. О таких писала поэтесса Валентина Салий:
Детям, пережившим ту войну,
Поклониться нужно до земли!
В поле, в оккупации, в плену
Продержались, выжили, смогли!..
Девочки и мальчики войны!
На земле осталось вас немного.
Дочери страны! Её сыны!
Чистые пред Родиной и Богом!