Мангут вчера и сегодня

Парадоксы демократизации в провинциальной России

Публицистика – не мой жанр, но как гражданин образованный, с учёной степенью и званием, я вправе на склоне лет высказать свою позицию по многим элементам жизни за 70 и более лет, своих и моих предков. Имея за 50 лет работы более 600 опубликованных статей и тезисов в специальной литературе, 7 монографий и 20 патентов на изобретения по хирургии, я впервые решил озвучить свои мысли по теме не медицины, а скорее, социологии…

По следам памяти

Подтолкнула меня на это в том числе недавняя поездка с младшим братом Володей и его супругой Екатериной на нашу родину – в село Мангут Кыринского района, где последний раз я был в начале нынешнего века на похоронах родственника. Сама дорога способствовала воспоминаниям и размышлениям: как было и что стало.

Езда на высоком комфортабельном внедорожнике – сплошное удовольствие: мягко идёт, вольготно, надёжно, быстро – приятно во всех отношениях. Дорога заняла всего неполных пять часов, в то время как в детстве на этот путь на автобусе уходило часов 12. Сама трасса от Дарасуна стала похуже, особенно в Дульдургинском районе, – по-уже, менее оживлённой, практически нет грузовиков. Всё те же 12 хребтов, проезд через поселения. Поля превратились в пастбища. Стад крупного рогатого скота, лошадей по обочинам дороги, овец мы на всём пути ни разу не встретили. Тут поневоле начнёшь сравнивать со временами власти Советов – 70–80-ми годами прошлого века. В некоторых поселениях на каждый жилой дом приходится один заброшенный, как, например, в Кумахте. За всю дорогу только в Тыргетуе увидел одиноко стоящий строящийся деревянный дом. Выделяется Дульдурга, она как оазис на трассе «Чита – госграница». Село Нарасун, где тоже немало брошенных домов и ощущение замороженности жизни, – крайнее поселение перед въездом в наш Кыринский район. Проезжая Ульхун-Партию в начале дня, мы не встретили ни людей, ни домашней скотины, стояла какая-то зловещая тишина, только дым из труб свидетельствовал о наличии жизни.

Поля по обе стороны шоссе вблизи Мангута, где мне школьником приходилось работать в каникулы, сплошь заросли бурьяном, сосновым леском. Но кое-где видны стоянки пастухов да небольшие стада крупного рогатого скота. Дорога от трассы до Мангута покрыта асфальтом и благодаря спрямлению стала короче. Центральная улица села укатана, нет прежних луж и ям. На въезде слева – здания погранотряда, Дом культуры и больница, справа от трассы – автостоянка и кладбища, старое и новое. Деревня приросла двумя улицами, что удивило и порадовало меня. Село живёт!

Правда, за двое суток в деревне я не слышал пения петухов, мычания коров, хрюканья свиней. Молоко используют привозное из Читы, в пачках. На столах – консервированные овощи заводского изготовления, только мясо своё. Объясняют, что держать корову трудно, кур и свиней кормить нечем: зерновые теперь не сеют, поля не пашут. Но продают выловленную в Ононе рыбу. В магазинах безлюдье, в трёх, куда заходил, был единственным покупателем, зато во всех трёх стеллажи одной из стен заполнены винно-водочными изделиями и куревом…

Любимый Онон поменял русло, стала полноводней протока, впадающая в основное течение в местечке Такая. В околоречной чаще несколько раз спугнули куропаток и даже тетеревов, что в наше время было редкостью. По Онону шла шуга – самое время для осенней рыбалки, но мы приехали по другим причинам, и получить удовольствие от общения с чудесной рекой не получилось.

О чём кричат старые могилы

Остановились мы у вдовствующего родственника, двоюродного брата по отцу Геннадия Чупрова, которому уже за 80 лет. Первым делом посетили захоронения родных. На старом кладбище – могилу бабушки Марии Евсеевны, убитой в 1938 году НКВД-шниками Мангута, могилку обустроил Геннадий. Остальные захоронения в большинстве своём безымянные, редко где есть именные надгробья из камня. На действующем некрополе помимо родственников я нашёл множество могил своих однокашников и знакомых, которые были существенно младше меня. Воистину, у каждого свой срок пребывания на земле…

Далее был путь в падь Харатуй, на место казни наших предков и земляков в 1937–1938 годах. Чудовищно преступление большевиков, которые уничтожили около 500 «неблагонадёжных» мужчин – отцов и дедов семейств, казаков и рабочих людей, защитников Отечества, кавалеров орденов и медалей России. Памятник, как мне сказали, воздвигнут по инициативе нашего земляка, учителя Игоря Александровича Пушкарёва (с. Любовь), который тщательно изучил доступные документы тех времён (вплоть до XVII века, когда казаки пришли в наши края) и опубликовал часть материалов в газете «Земля». Он называет вещи своими именами, даёт объективную информацию о событиях, отличную от однобоких и подчас преступно искажённых коммунистических оценок и интерпретаций. За это ему низкий поклон, и сразу выскажу предложение администрации Кыринского района выдвинуть кандидатуру Игоря Александровича на звание «Почётный гражданин Забайкальского края» за смелость, решительность, последовательность в исследовательском труде для нынешних и будущих поколений.

Я впервые побывал в Харатуе и там понял, почему взрослые не рекомендовали нам в детстве посещать это место: вряд ли исполнители приговоров могли глубоко зарыть тела убитых в январе, феврале – в самое холодное время года. А рвы и промоины там глубокие, каменистые, поросшие кустарником, травой. Удобное место нашли убийцы, ничего не скажешь. Один из моих пациентов, которого я оперировал в 80-е годы в Чите, выздоравливая после операции, разоткровенничался и рассказал, что во время службы в Мангутском погранотряде в 1937–1939 годах «пускал в расход казачков» в пади Мокан, тела бросали в шурфы, вырытые китайскими золотоискателями. После этого для дополнительной медицинской помощи я рекомендовал ему поискать другого хирурга, что сильно удивило его…

Колокольный звон

Посетили старую и новую школы, дома наших предков, кирпичный храм, построенный на месте разрушенного большевиками. В храме – икона Святого Владимира Крестителя в рост человека, заказанная на средства моего брата Владимира. Замечательная икона от нашего рода Богомоловых. Смотрители и меценаты постройки супруги Мамчуры (кстати, не коренные мангутяне) любезно позволили мне подняться на колокольню и осмотреть все помещения святилища, за что им огромное спасибо. Колхозные мастерские, гаражи, контора разгромлены – глядеть страшно, на территорию я даже не осмелился заходить. А ведь в селе была даже своя мельница, и мы с отцом вместе мололи полученное по его трудодням зерно, мама пекла в русской печи чудный подовый хлеб и печенюшки, слаще которых я не едал нигде больше. На месте мельницы сейчас магазин. Здания потребобщества, включая столовую, разрушены. Невольно напрашивается вопрос: «Была ли нужна насильственная коллективизация? Уместна ли потребительская кооперация в коммунистическом большевистском исполнении?» В 30-х годах великое множество крепких семей (16 с 84 едоками, из которых 51 – нетрудоспособный) с ярлыком «кулак» разорили, выдворили из села на погибель. Всего по Кыринскому району было выселено 105 семей (589 человек с 347 нетрудоспособными) без средств для существования, на погибель, в глухие районы Красноярского края. Сколько крепких старинных домов опустело. В одной из таких построек в Мангуте сделали клуб, я бывал в нём ребёнком, в другом – больницу, я в ней родился, ещё в двух поселили командный состав созданного погранотряда, хотя их функцию прекрасно веками исполняли казаки Мангута и ближних сёл. Большевики разрушали социум, уничтожали коренное население – самое крепкое, самостоятельное, трудо- и боеспособное, формировавшееся три столетия. На весь район за два только года по разнарядке сверху расстреляли и замучили 500 человек. Вдумайтесь: был план на уничтожение своих граждан! А сколько погибло из числа выселенных, замученных в 20–30-е годы? Погибали семьями.

Не перестаю удивляться своему деду по матери Ивану Михайловичу Арефьеву, кстати, участнику Первой мировой войны. Был он родом из старообрядцев и вначале поддержал большевиков. А во время коллективизации, предвидя своё разорение и арест, всю семью «в 14 душ» умудрился перевезти в Иркутскую область и спрятаться там в лихолетье. Вернулся на родину только перед Второй мировой войной, когда преследования пошли на спад, дети подросли и обзавелись семьями. У казаков-первопроходцев была генетически заложена самоорганизация, способность мобилизоваться и объединяться при необходимости для совместного преодоления трудностей, противостояния природе, стихиям, постройки добротных жилищ. Они веками совершенствовали это без насилия и принуждения, уживались и роднились с коренным населением. Казаки разумно и расчётливо строили селения на незатопляемых землях. А что осталось после большевиков через 70 лет их власти? Сплошная разруха и формирование кое-где родственных объединений по разведению скота, зарабатыванию средств существования собственным и наёмным трудом. Беднота – союзники и опора большевизма – так и осталась беднотой. Трудоголик выживет в тяжелейшей ситуации, при любом строе. Бездельник останется нищим и неудачником, нередко пьющим, а трансформируется разве что в бродягу да попрошайку.

Для вероятных оппонентов напомню цитату из распоряжения Лейба Бронштейна (Л. Троцкого) для сотрудников ВЧК и служащих Красной Армии, командующим которой он был: «Казаки – единственная часть русской нации, способная к самоорганизации. По этой причине они должны быть уничтожены поголовно». Вот что нужно назвать холокостом, при этом напомнить имена руководителей геноцида русского народа и его многонационального казачества.

Об улицах и колхозах имени Ильича

В своём очерке в газете «Земля» Игорь Пушкарёв напоминает об инициативе и распоряжении председателя Совета народных комиссаров В.И. Ульянова о расказачивании, уничтожении сословия казаков в России, объявлении террора собственному народу. Об этом в советское время подло помалкивали, а соратники вождя Троцкий и Свердлов своими дополнениями усилили это распоряжение. ВЧК-НКВД и рьяно до середины 50-х годов его исполняли. На примере своего деда краевед Пушкарёв это хорошо описал. Второй мой дед, Хрисанф Титович Богомолов, был казнён в один день и в одном месте с дедом уважаемого Пушкарёва. А ведь дед Хрисанф – потомственный казак, потомок первопроходцев, участник войны с Японией в 1905 году. Так вот вдумайтесь в парадокс, издевательство над истиной и человеческой памятью: центральная улица в Мангуте носит имя Ленина (а раньше носила имя другого большевика – Молотова), а на ней в каждом старом доме побывала беда, людей либо выселяли (раскулачивали), либо уничтожали. В каждом доме были слёзы и горе!

Колхоз, куда загнали казаков в 30-е годы, который в 60–80-е годы процветал благодаря дотациям (отдадим должное) и которого сейчас нет, тоже носил имя Ленина! Единственный памятник в селе – опять Ленин в кресле, а десяткам погибших в войнах землякам – лишь коллективный монумент. Замученным большевиками землякам – скромный монумент на месте их казни вдали от села, водружённый на средства потомков. Это как нужно было оболванить народ (и ведь многие до сих пор свято верят), чтобы организатору убийства жителей маленького Мангута (да и всей России) такая тройная почесть. Предвижу визг и скрежет зубов в мой адрес после прочтения этих строк. Но ведь это ПРАВДА! А правде нужно смотреть в глаза и просвещать малограмотное население. Что я и пытаюсь сделать, не боясь мести внуков большевиков и их сторонников.

А это разве не кощунство – родителей моего отца убить лишь за принадлежность к сословию, а на войну с Гитлером, когда затрещала советская власть, призвать всех сыновей и зятьёв, всех до одного, подчистую из рода?! Не вернулись два моих дяди, двоюродные сестра и брат остались сиротами, муж моей старшей тёти Марии погиб при блокаде города на Неве, она одна поднимала двух сыновей. Половина мужиков из рода погибла! Как известно, у казаков был закон – последнего мужчину в роду на войну не призывать, у донских казаков такие воины носили серьгу в ухе. А большевики выметали весь род подчистую, как на казнь, так и на войну.

Ещё одна подлость власти стала нам известна – моему отцу и его братьям награды на западных фронтах «забывали» присваивать, они ведь дети «врага народа». (Всё это почерпнули в документах Министерства обороны РФ через интернет, ничего не выдумали.) Отец остался жив лишь потому, что повезло воевать в тяжёлой артиллерии, будучи трактористом, он водил примитивный, с открытой кабиной, тягач для орудия. А оба дяди были на передовой. Дядя Алексей сгорел в танке уже в Германии 22 марта 1945 года на глазах односельчанина, оставшегося живым. Старший дядя Василий пропал без вести в начале 1943-го. Наш отец Иван успел повоевать с Японией в 1945 году и вернулся с орденом Красной Звезды и медалью «За победу над Японией». Подозреваем, что особый отдел оказался нерасторопным – не успел проследить путь воина, и награды-таки нашли героя. Наивно надеюсь на героев-поисковиков: может, обнаружат останки дяди Василия, хотя его сына и супруги уже нет в живых.

***
…Не получилось без эмоций, хотя брат отговаривал меня резко высказываться, но ведь я старался говорить только правду и ничего больше…

Мы плодотворно поработали в краевом архиве и архиве УФСБ в Чите, составили своё родословное дерево, истоки которого – в начале XVIII века в Нерчинске, куда был направлен наш предок, казак Итанцинского острога, сын боярский Иван Богомолов. Более детальные данные имеем уже по XIX веку. Интересны документы по переписи в Мангуте от 1923 года. У моего деда Хрисанфа, 45 лет, были тогда жена Мария, 39 лет, три сына и три дочери, младшей всего годик, старшему сыну 13 лет. В хозяйстве три лошади, пять голов крупного рогатого скота, два телёнка, шесть коз, один козлёнок, одна свинья с двумя поросятами и пашня в 2,68 десятины. Дом-пятистенок, колодец, огород, хозяйственные постройки. Так что, кроме службы Родине, надо было строить дом, кормить семью, пахать землю, сеять хлеб, косить сено, заготавливать дрова, шить одежду. Только сельский житель поймёт и оценит величину труда. И вот таких тружеников власть большевиков ненавидела. Они были самостоятельные и самодостаточные, крепкие и воинственные, сами выбирали атамана, сами делили пашню и сенокосы, сами валили и берегли лес, строили мельницы и дома. Извели их под корень. Когда восстановимся? Пророчествовать не берусь. Во власти должны быть патриоты, соплеменники, а не чужеродные элементы.

И ещё одно наблюдение. Все известные мне земляки, ставшие генералами и полковниками, доцентами и профессорами, директорами предприятий, профессионалами своего дела и другими значимыми для страны людьми, практически поголовно – из семей репрессированных! И сейчас преуспевают на селе в разведении скота, предпринимательской деятельности опять же потомки «неблагонадёжных». Какой была бы страна, не будь катастрофы 1917-го и последующих годов!.. Можно только фантазировать и вспоминать Петра Аркадьевича Столыпина с его реформами и предвидением.

Николай БОГОМОЛОВ, доктор медицинских наук, профессор, хирург, заслуженный изобретатель РФ, заслуженный врач РФ, г. Чита