Рассказ
Борис МАКАРОВ
– Была война.
Была зима. Злая. Морозная. Полуголодная.
Один из взводов женской роты, базирующийся на маленькой станции Н. Забайкальской железной дороги, был направлен на охрану моста.
В числе других я – рядовая Агния Кузнецова, – собеседница моя замолчала, достала из сумочки платочек, аккуратно провела им по глазам и губам.
– В ту пору мне исполнилось восемнадцать. Окончила десятый класс и сразу – в военкомат: «Хочу на фронт!»
Не отговаривали. Фронту нужны были люди. Много людей. И люди шли в военкоматы, на призывные пункты. Таких, как я, было много.
Из нас, девчонок, быстро сформировали роту. Тут же, недалеко от Читы, мы прошли курс молодого бойца и стали ждать отправки на фронт.
Занимались строевой подготовкой. Неохотно. Для чего? Куда идти строевыми шагами? В атаку не идут, бегут. Штыки наперевес и бегут, как в кино. Как в книжках.
Ежедневно разбирали, чистили винтовки. Неохотно. И так блестят. Не разбирать-собирать, чистить – стрелять надо. По фашистам. В поганые морды. Вон сколько нашей земли нашей же кровью залили, а мы тут затворы масличком смазываем и снова винтовки в пирамиды ставим…
На фронт! На фронт! На фронт!
А тут вот такое. Приказали нашему взводу наоборот на несколько десятков километров от фронта в обратную сторону удалиться и вот этот самый мост под охрану взять.
Под круглосуточную охрану до особого приказа.
– Вот этот мост?
В открытую настежь дверь зала ожидания маленького вокзальчика, где сидели мы с моей собеседницей в ожидании пригородного поезда, был хорошо виден мост, который и сегодня знают многие забайкальцы.
– Вот здесь вы и служили?..
В моём голосе, видимо, прозвучало недоверие.
– Да, да, – усмехнулась старушка. – Самой не верится. Смотрю и не верю. И каждый раз, когда здесь бывать приходится, смотрю и не верю. Когда это было? Целая жизнь прошла…
Так вот. На чём я остановилась…
– Получили направление сюда. Задание получили мост охранять.
– Прибыли мы сюда зимой. Морозы стояли лютые. Поселили нас в одной половине какой-то конторы. Половину нашу казармой назвали.
Спецобмундирование выдали – полушубки, валенки, шапки-ушанки, штаны ватные, белье тёплое.
Надо сказать, что нас, девушек, берегли, старались, как могли, беречь. Может, поэтому и на фронт мы, по крайней мере, наш взвод, не попали, хотя и просились. Начальство, а это в основном кадровые военные, в большинстве своём раненные фронтовики, к нам по-отцовски относились.
И местные жители хорошо относились. Нам разрешили какой-то старый забор на топливо разобрать, картошкой поделились, капусты квашеной чуть ли не полную бочку женщины кастрюльками, ведёрками натаскали.
На мосту, на пешеходной его части, деревянную будочку поставили. Крошечную – человеку только-только втиснуться. От ветра будочка часового защищала. Одной стены у будочки не было, и когда ветер с этой стороны дул, приходилось из будочки выходить и снаружи за стенку прятаться.
Почему такая маленькая будочка была?
Поставили её на пешеходной дорожке моста. Дорожка эта шириной полтора метра. Она и сейчас такая – только-только два человека разойтись могут. Проезжая часть по две встречные машины свободно пропускает. Всё как положено, по проекту. Будочку поставили, люди были вынуждены, обходя её, на проезжую часть выходить, а это, сами понимаете, опасно. Можно под проходящую в тот момент машину попасть. В нарушение всего нам на встречу пошли. Я так думаю, ещё и потому, что будочка была поставлена на нашей «женской» стороне, которую охранял наш взвод. На стороне «мужской», её охраняли выздоравливающие фронтовики, которые, пройдя лечение в госпитале, ждали отправки на фронт, тоже в основном молодые ребята, такой будочки не было. Видимо считали, что мужчинам от ветра и мороза прятаться не обязательно.
Да что это я – всё про будочку, про будочку… Хотела обо всём по порядку вспомнить и рассказать.
Интересно вам?
– Да, да, простите, мы заговорили, а не познакомились. Меня Виктор Петрович звать. Учитель. В школе, далеко от сюда, в райцентре, историю преподаю…
– Антонина Васильевна. Всю жизнь в разных библиотеках работала, несколько лет тоже воспитанием детей занималась, в детском доме воспитательницей была…
Начала о военных годах рассказывать, как будто в то время перенеслась…
– Я весь внимание. Слушаю и думаю: о вас, о подругах ваших, о времени, о котором вы мне рассказываете, обязательно своим ученикам расскажу. Полезно будет знать. Всем нам полезно знать и помнить о том, какой ценой куплена вашим поколением тёплая и сытая жизнь наша.
– Да уж, и холода, и голода на нас в достатке, в избытке досталось. Вот рассказываю, на мост смотрю, и при нынешней жаре руки-ноги мёрзнут.
…Когда пришли мы первым нарядом на мост, увидели: на другом конце, вернее, с другого конца, поближе к середине, солдатик в такой же, как у нас, одежде с винтовкой за плечами топчется. Шею вытягивает, на нас смотрит.
Мы к нему, а начальник охраны моста – капитан Вяткин, фронтовик трижды раненый, с двумя орденами и двумя красными нашивками за ранения – хороший мужик, добрый, но строгий, – «Стоп! – говорит. – Дальше ни шагу. Вот до той белой полосы наша территория, а за следующей полосой – ихняя, мужская. Её солдаты госпитальные, выздоравливающие, которым скоро снова на фронт возвращаться, охраняют.
А вот между полосами – нейтралка. Ни вы, ни они свои полосы заступать не должны. Кто заступит – под трибунал».
– А зачем это сделано?
– Так надо. Так свыше приказано. Чтоб сговору не было. Мост взорвать могут.
– Кто? Мы, что ли?
– Враги везде могут быть. И снаружи, и внутри. Война. Приказ есть приказ.
Нейтралка эта шагов двадцать в ширину, или в длину, кому как покажется, была. Так что часовые друг друга издали только видели. Никакого общения. Кричать что-либо – Боже упаси. Увидят, услышат – выговором не отделаешься.
Я думаю, что все эти полосы, нейтральная зона, строгости разные, страшилки нашими тутошними начальниками придуманы, сочинены были с той целью, чтобы нас, молодых, и девчонок, и парней, от общения удержать.
Если рядом двоих часовых поставить – парня и девушку – какие из них часовые будут, о каких уставных требованиях можно будет говорить, о дисциплине вообще…
А мы молодые, недавно присягу давшие, в дисциплине воспитанные тоже от Устава, от приказа – ни на шаг.
Ни о каких увольнениях даже разговора не было. Так что солдаты-фронтовики, раненые, выздоравливающие, тоже в основном молодые на одном берегу находились, мы на другом и друг на друга только издали смотреть могли.
Да и какое там смотрины. Ну-ка постой несколько часов на железном мосту, на ледяном ветру – никакие ватные штаны, полушубки не спасут. Промерзали так, что с поста часового после смены под руки в свою казарму уводили.
Не до дружбы. Не до любви…
Ан, нет. Молодость есть молодость. Да и не молодость даже – юность.
…Привели как-то с поста-моста разводящие очередного постового – Иринку Колосову. Она откуда-то, кажется, из Приаргунска. Такая же как все мы. Ещё вчера в школу ходила. Молоденькая. Красивая. В юности все красивые.
Привели, чуть ли не принесли. Настоящий ледяной кокон. Помёрзла – ноги не гнутся.
С ногами у нас просто беда была. Валенки новые. Портянки новые. У многих носки шерстяные вязаные. Местные женщины о бедах наших знали – подарили. А вот постоишь несколько часов на железном мосту над ледяной речкой – никакие валенки не помогают.
…Раздели. Разули. Оттерли. Обычно девчонки при этом плачут – ноги согреваются, отходят, ныть начинают – терпенья нет… А Иринка вместо того чтобы плакать – смеётся, улыбается. Мне даже подумалось – не того ли… Не с ума ли сошла…
– Что с тобой, Иринка?!
А она в карман полушубка рукой и оттуда клочок бумаги вынимает. В клочке – кусочек сахара – на пару стаканов чая и то не хватит.
– Мой подарил, – с гордостью такой важной говорит Иринка, как будто кто-то ей золотое кольцо преподнёс. – Мой подарил!
– Какой твой? Заболела?
– Не заболела. Жених мой подарил. Мы с ним уже третий раз встречаемся.
– Какой жених? Где встречаетесь?
– Как звать не знаю. Встречаемся на мосту. Третий раз в одно время на постах оказываемся.
Говорить, кричать нельзя. Мы одними губами научились разговаривать.
Красивый. Мне он ещё дома снился. «Люблю! Ты самая, самая хорошая, желанная», – говорит.
– Так уж «желанная» и говорит. Поди-ка артист какой…
– Может и не говорит. Хочу, чтоб говорил.
А сегодня вот, сахара кусочек подарил – кинул. Аккуратный, в бумажечку чистую завернул…
Он ещё там, дома, до войны снился.
Мне хочется подарить ему тоже какой-нибудь подарок.
– Пачку папирос. Мужики любят курить.
– Мой не курит.
– Откуда ты знаешь?
– Я все о нём знаю.
– В тот раз мы так и не придумали, что можно подарить Иринкиному жениху, ни имя, ни фамилию, ни адрес которого она не знала.
Больше совпадений их дежурств не было.
Больше ничего не было.
Поезда с подлечившимися в госпитале солдатами уходили на фронт. Чаще всего уходили по ночам…
…Больше ничего не было.
Была война…