Здравствуйте, уважаемая редакция! Как-то раз в детстве, наблюдая за проделками наших собак, восхищаясь их умом и преданностью, я дала себе слово обязательно написать о них и вот спустя много лет пытаюсь выполнить данное обещание.
Большинство лаек нашего двора папа привозил с севера области, там жило много родственников, в том числе его тётка по отцу Улита. Она жила в селе Акима. После войны её муж Илларион Мальцев сделал охоту своей профессией. После тяжёлого ранения он вынужден был охотиться с коня, и помочь ему поднять зверя могли только собаки. Поэтому в его дворе всегда жила большая свора лаек. Разбирался он в них прекрасно. Мой отец долго упрашивал его подарить ему щенка, и однажды, когда у Иллариона ощенилась лайка, он вытащил из помёта крошечного, размером с рукавичку, щенка, у него даже глаза были закрыты, и сказал отцу: «Вот эту бери. Добра будет собака». И ведь не ошибся. Он вообще никогда не ошибался в таких вопросах.
Отец вёз лаечку домой за пазухой, боялся, что может простудиться или замёрзнуть. Вытащил её дома из тулупа, мама ахнула: «Опять ночей не спать». Папа всегда сдавал эти беспомощные создания на руки маме и на первом этапе вскармливания отходил в сторону. А мама, поворчав, принималась за дело. Как и любого сосунка, щенка приходилось кормить по часам. Это и удобнее, когда есть чёткий режим кормления. Потому что, проснувшись, голодный щенок начинал жалобно скулить, не давая никому спать.
Посылочный ящичек, в котором поселили Тайгу, стоял у нас под кроватью, и каждый раз мы вскакивали среди ночи, чтобы посмотреть, как торопливо и жадно она сосёт соску. Нас очень беспокоило, что глаза у неё закрыты и никак не открываются. Брат даже предлагал самим их открыть, но мама сказала: «Всему своё время», и мы стали с нетерпением ждать. К тому же она была у нас ещё без имени, и в семье шли бурные споры. Вариантов предлагалось много, каждый пытался отстаивать свой, но в конце концов остановились на двух моментах: во-первых, собака – лайка; во-вторых, вся её жизнь будет связана с охотой. Значит и кличка должна быть связана с лесом. Наконец мы пришли к согласию и назвали её Тайга.
Тайга была карело-финской лайкой, ярко-рыжего с медным отливом окраса. Изящная, как статуэтка, удивительно пропорционально сложенная, ушки торчком, пушистый хвостик колечком. Она была просто красавицей. Избаловали мы её совершенно, поэтому когда она подросла и её из дома переселили в конуру, Тайга просто подходила к двери, открывала её лапой, при этом не лаяла, не скупила; воровато оглядываясь, пробиралась куда-нибудь в уголок и там дремала до обеда. В обед, бесцеремонно растолкав всех сидящих, пролезала под стол и лежала там, терпеливо дожидаясь лакомого кусочка. Если угощение задерживалось, она прихватывала чью-нибудь ногу и, тихонько покусывая, напоминала о себе.
Врождённые охотничьи инстинкты проснулись в ней рано. Первую охоту она устроила на кур во дворе, но, получив хорошую трёпку, урок усвоила сразу, оставив домашнюю птицу в покое.
Несмотря на всеобщую любовь, основным воспитанием собак занимались у нас в семье всё-таки мужчины. Когда отец поехал на очередной объезд (он работал тогда лесником), то взял с собой Тайгу. Во время поездки пошли проливные дожди, переправляться через реку пришлось уже вплавь. Отец переплыл через реку, держась за стремя, рядом с конём и только проехав несколько километров, вдруг понял, что Тайги нет: не слышно её лая, не мелькает среди кустов… Он повернул обратно и увидел, что она сидит на противоположном берегу, терпеливо дожидаясь хозяина. Тайга не умела плавать и боялась воды. Выросшая в доме, Тайга не научилась этому у других собак. Эту оплошность мы запомнили и в дальнейшем всех щенков, едва они подрастали, вели на речку. Выбирали не самое глубокое место, щенок, боясь отстать от ноги, заходил за нами в воду, а потом и плыл. Одного раза было вполне достаточно.
Охоту Тайга обожала. Лайкой она была универсальной. Хотя считается, что карело-финские лайки приспособлены в основном для охоты на мелкого пушного зверя и боровую дичь, Тайга легко гнала по следу и крупного зверя: гурана, изюбря, сохатого. Ставила медведя, дралась с барсуками, пытаясь вытащить их из норы. Облаивала белку, скрадывала птицу. Охота была её страстью. Она вкладывала в неё весь свой талант промысловой собаки. На охоте становилась стремительной, дерзкой, бесстрашной, злой, вёрткой и неутомимой.
В нашей деревне лайка подобного окраса появилась впервые. О карело-финских лайках тогда мало кто слышал, да и о других породах лаек тоже. Лайка да лайка. Это уже само по себе вызывало интерес, вскоре пошла добрая слава и об её охотничьем таланте. Поэтому очередь на её щенков образовалась задолго до того, как она впервые принесла потомство. Небольшого роста, довольно мелкого телосложения, Тайга никак не могла ощениться самостоятельно. И первыми повитухами у первородки стали мама, которая удерживала её за голову, и наша родственница тётя Тамара, которая просто аккуратно вытягивала щенят. Хорошо, что всё обошлось. Мамашей наша любимица оказалась просто сумасшедшей. Облизывала и обнюхивала своё потомство поминутно, кормила, не переставая. Засасывали щенки её до такой степени, что она становилась худой, как доска. Когда пришло время, и их научили лакать из миски, мы вздохнули с облегчением: «Наконец-то Тайга хоть немного поправится и наберётся сил». Еду ей приносили отдельно, но щенята тут же залезали в её миску и съедали всё, а она безропотно терпела, даже не пытаясь их оттолкнуть. Перекормленные, они стали походить на неваляшек. Стоило нечаянно толкнуть, и они заваливались на бок, только вот подняться были не в силах. Не выдержав, мы предприняли решительные меры и мамашу стали кормить отдельно. Вид у неё при этом был такой несчастный, даже слёзы стояли в глазах. А стоило чуть зазеваться, как она тут же норовила утащить посуду с кормом своим ненаглядным деткам. Двоюродный брат отца дядя Толя, чаёвничая на кухне и наблюдая из окна, как Тайга возится со своим потомством, часто говорил: «Надо к ней кукушек, которые своих детей бросают, на перевоспитание привозить. Пусть у собаки поучатся, как детей любить надо».
К счастью, разобрали их быстро. Надо было видеть, как она переживала. Носилась от одного к другому, с мольбой заглядывая нам в глаза. И у нас вошло в привычку оставлять одного щенка, которого забирали попозже, кто-нибудь со стороны. А впереди у Тайги был уже следующий помёт. С раздачей щенят проблем не было, хоть они и были полукровками: папаши были чаще всего беспородными. Тем не менее, очередь на них иногда была на три года вперёд. Родственники обижались, что им опять не оставили щенка от Тайги, но желающих было очень много.
Малышню Тайга любила всю без исключения. Иногда, когда она лежала у крыльца на солнышке со своим выводком, вокруг них собиралась удивительная компания. Кошка приводила котят, они устраивались между щенков и засыпали вместе с ними, сама ложилась где-нибудь рядом под бок собаки. Курица приходила с цыплятами, те рассаживались у собаки на спине, как на насесте, и тоже задрёмывали. Квочка в это время расхаживала неподалёку, выискивая корм. Настоящий Ноев ковчег. Мы часто, смеясь, говорили тогда: «Вот бы сфотографировать да отправить в журнал «Юный натуралист»». Но так и не удосужились это сделать, хотя фотоаппарат у нас был, отец увлекался фотографией.
Каждая собака имеет свои черты и особенности характера. Тайга, например, чётко регламентировала поведение людей в своём дворе. Она не переносила пьяниц. И если пьяный человек, входя на её территорию, начинал громко разговаривать, размахивая при этом руками, она реагировала мгновенно. Шерсть на загривке поднималась дыбом, Тайга ощеривала пасть и молча, даже не заворчав, сбоку скользящей поступью подкрадывалась к нарушителю спокойствия и мгновенно хватала его за ногу. Серьёзных укусов не наносила никогда, оставались только синяки, но её предупреждение было очень действенным, от испуга человек моментально трезвел.
Не выносила она также людей скандальных, с истеричными нотками в голосе, «рецепт лечения» для них был тот же. Особенно доставалось от неё любителям ежедневного опохмела и ушедшим в длительный загул. Так как водку тогда продавали с одиннадцати часов утра, то и Тайга исчезала из ограды незадолго до этого это времени. Сначала она ждала своих недругов у дороги. Мы стали сажать её на цепь, но она, разгадав нашу хитрость, стала прятаться под крыльцо, а когда мы теряли бдительность, ужом проскальзывала под ворота, устраивалась под лавочкой у забора, свернувшись калачиком, закрывала нос хвостом и замирала – маскировалась.
Сильно доставалась от неё деду по прозвищу Январич. Каждое утро старческой шаркающей походкой он шёл в магазин как на работу. Он жил на краю деревни, наверху, как у нас говорили. До магазина он молчал, а вот обратно, уже приняв на грудь, шёл с разговорами. Кого-то обвинял, кого-то ругал. Тайгу это почему-то жутко раздражало. Если мы не успевали её заметить, то участь её врага была предрешена. Едва завидев бредущего вдоль улицы старика, занятого беседой с собой, она вихрем вылетала из-под лавки, молча, без единого звука, прихватывала его за ногу и стрелой уносилась за усадьбу, зная, что за её выходкой последует наказание. Она не кусала до крови, только слегка прикусывала, но это было так неожиданно, что человек очень сильно пугался.
Самым невыносимым наказанием для неё был выговор, произнесённый на высоких тонах. Она всеми силами стремилась избежать его, но от своего не отступала, хотя и сжималась от хлёстких слов, как от удара.
Лаек на цепи обычно не держат, да и необходимости нет такой: людей лишний раз они не замечают. Вот и Тайга была такой. Полёживала себе в тени, не обращая внимания на входящих, за исключением всё тех же основательно подвыпивших. В деревне нет традиции оговаривать часы и дни посещений. Зайти в любой дом можно в любое время. Но чаще всего этой возможностью пользовались выпивохи в надежде на опохмел. Вот их-то Тайга и старалась встретить у ворот. Она с рычанием и лаем бросалась на калитку, не давая им открыть её. Как-то раз, пытаясь оградить такого посетителя от нападения собаки, я успела поставить ногу перед её мордой, а она, уже атакуя, схватила её. Поняв свою ошибку, она с виноватым визгом убежала в угол двора и залегла там с самым разнесчастным видом. Мне пришлось долго её успокаивать, объяснять, что я её не виню и не обижаюсь.
В деревне всегда была большая проблема со свежими овощами и фруктами, особенно в зимнее время, да и летом при нашем климате мы иногда оставались без урожая. Осенью в сельпо завозили антоновские яблоки и астраханские арбузы, репчатый лук. Выручала автолавка из военного городка, привозившая виноград, персики и другие фрукты из Ферганской долины. Но это было не всегда. Поэтому, когда появлялись первые овощи, отец, большой любитель всякой зелени, буквально не отходил от грядок. А однажды утром, завернув, как всегда, на огород, он нашёл его в большом беспорядке – ночью позеленовала ребятня. Огуречные плети уныло свисали из парника, полностью обобранные. Папа очень расстроился, вышел из огорода в большом недоумении: зачем же было даже зародыши обрывать?! Тайга всё это время крутилась рядом. А вечером, подойдя к огородным воротцам, начала скрести их лапой. Её намерений мы не поняли, но калитку открыли. Она, обойдя весь огород и обнюхав всё, что можно, устроила себе лёжку сбоку на парнике и осталась там на ночь. Воришкам понравился первый удачный набег, и вскоре они решили его повторить, но молчаливая атака Тайги надолго отбила у них желание промышлять по огородам. С тех пор каждое лето из года в год Тайга охраняла наш урожай. Вечером мы просто оставляли воротца в огород приоткрытыми, и она заступала на охрану в удобное для неё время.
Кроме всего прочего, очень любила Тайга пошалить. Возвращаясь со двора после ухода за скотиной, мы часто оставляли на крыльце рабочие рукавицы, иногда шапки, обсыпанные трухой. После отдыха выйдешь, а вещей нет. Мы бегаем, ищем по всем дворам, на сене. Иногда она зарывала их в сено, но чаще, притворившись спящей, лежала тут же, только один глаз приоткроет и наблюдает за нами. А стоит нам в поисках вещей отойти подальше, как она тут же вытаскивает из-под крыльца припрятанную добычу и возвращает на место. Первое время мы никак не могли понять, откуда же появляется пропажа, пока не подглядели за проделками Тайги из окна.
Лаечка наша была очень игривой. Мы выходим на крыльцо, мама толкает нас в бок – за углом зимовья притаилась Тайга, только кончик напряжённо подрагивающего хвоста выдаёт её. Мы делаем вид, что не заметили засады, спускаемся с крыльца. Она с весёлым лаем вылетает навстречу огненной молнией. Разбегаясь по ограде, мы начинаем хохотать, не в силах удержаться, уж очень самодовольное выражение у неё на морде. Она подпрыгивает, пытаясь лизнуть нас в лицо, вертится под ногами, довольно повизгивает. Летом она воровала с крыльца нашу обувь, уносила её на кучу и лежала там, караулила. Если мы в поисках обуви приходили туда без кусочка хлеба, она сердилась, пыталась схватить туфли и унести их подальше. Мы подлизывались к ней, обещая дать кусочек попозже, иногда ругались, пытаясь просто отобрать свои пожитки. Но чаще просто не хватало духу обидеть собаку, и наши препирательства заканчивались мирно.
Бывали ситуации, когда Тайгу приходилось наказывать за серьёзные провинности. За участие, например, в охоте на домашних овец, которую она устроила с компанией соседских собак, но ощущения счастья, радости, удовольствия, ликующего веселья от общения с этой собакой остались в памяти навсегда. Тайга очень любила проводить время в лесу. Она увязывалась за нами, даже если мы шли в ближайший перелесок поиграть в «войнушку» или по окрестным лесочкам за земляникой и грибами. Наши сборы она улавливала мгновенно. Начинала вертеться под ногами и вот тут-то уж подавала голос, лаем подгоняя нас. А едва попадала в лес – тут же начинала свою работу: поднимала в воздух стайки рябчиков, облаивала на деревьях бурундуков и летяг, скребла деревья когтями. Когда мы не являлись на её зов, находила нас на одной из полян и смотрела с укором: «Ну что же вы! Я звала, звала». Мы, смеясь, утешали: «В следующий раз, Тайга, не сегодня».
А если уж нам предстоял дальний поход на елань за голубицей или в хребёт за брусникой, Тайгу мы брали всегда. Голубицу она очень любила. Выбрав кустик пониже, ложилась под него и осторожно, ягодку за ягодкой, смешно щёлкая зубами, объедала нижние веточки. Как-то осенью, отправившись за брусникой чисто женской компанией, мы заблудились в лесу. Юрово (место, где мы были) отличается тем, что все сопки выглядят совершенно одинаково, и оказавшись здесь впервые, очень трудно ориентироваться. Тётя Галя, наш проводник, растерялась, запаниковала, и её «понесло». Продираясь сквозь кустарник, блуждая между деревьями, путаясь ногами в кустиках можжевельника, озираясь, она всё время повторяла: «Всё, теперь через неделю к эвенкам выйдем». Тайга в это время гоняла по лесу дичь, но, почуяв наши метания, явилась к нам. Побродив с нами немного, она повернулась и пошла прочь, постоянно оборачиваясь к нам. Мы, уже порядком уставшие и расстроенные, повиновались её молчаливому призыву. И действительно, вскоре она вывела нас к дороге.
* * *
Шли годы. Тайга старела. Со временем она усвоила все привычки деревенских дворняжек, стала с лаем вылетать на проходящих мимо людей и транспорт. И однажды попала под тракторную тележку. Домой мы принесли её на руках, делали уколы, пригласили ветеринара – соседа дядю Колю. Он сказал, что всё бесполезно, и операция не поможет: внутренние органы повреждены. Мы же в тайне надеялись, что Тайга поправится. Она и вправду поднялась, только ходила как-то кособоко. Всё время рвалась на охоту, только там, в погоне за зверем, становилась прежней – стремительной и казалось неутомимой. К зиме Тайга начала сдавать, болела страшно и тяжело, часто визжала от боли. А мы боялись даже думать о неизбежном. Ведь после Шапхая (был у нас ещё один мохнатый любимец) брали мы не одного пса. Отец на охоте предпочитал кобельков (Тайга часто бывала занята своим потомством, а кормящую суку мама отцу не давала, стояла на смерть: вдруг погибнет или покалечится – как выкармливать щенят?), но все псы погибали, едва только войдя в силу.
Шапхай Второй (мама предупреждала, чтобы мы не давали собаке эту кличку, но мы не послушались) погиб, спасая нас… Как-то вечером мама, сестра и я отправились в гости. Только вышли за ворота, сразу же стало как-то не по себе – темень, а мы даже спичек не взяли. Идём вдоль забора, доходим до угла, два шага, и мы на трассе. И тут же откуда-то вихрем вылетает Шапхай Второй. Он был крупным псом, поэтому сшиб нас с ног, мы повалились к забору. Он по инерции пролетел дальше, и тут же… раздались выстрелы. Два, один за другим. Визг. Мы, оглушённые случившимся, не сразу понимаем, что же произошло. Потихоньку зовём собаку – ответа нет. Утром мы узнали, что напившийся до белой горячки мужик схватил ружьё, выбежал из дома и начал стрелять вдоль улицы: надо же показать, кто в деревне хозяин.
…Верного пса, спасшего нас, мы нашли за дворами. Видимо, схватив пулю, он в запале пробежал ещё какое-то расстояние, а потом упал.
После Шапхая Второго был Нахур. Умный, игривый, добродушный и красивый пёс. Рыжий с медным отливом рослый кобель, а точнее, его шкура, приглянулась заезжим ветеринарам. В это время была мода на шапки и унты из собачины. А тут ещё постановление вышло о борьбе с бродячими собаками. Нахур – откормленный, с лоснящейся, блестящей шерстью, на бродячего пса вряд ли смахивал, зато показался подходящим экземпляром для унтов. И собаку застрелили прямо в переулке у дома. Сосед выскочил из дома и сообщил заезжим удальцам, что за собаку придётся отвечать, те бросили мёртвого Нахура прямо на дорогу и быстро уехали.
В общем, добрые собаки в нашем дворе не держались. Одна только Тайга после Шапхая оказалась долгожительницей. И смириться с её гибелью мы не могли. Конец этой затянувшейся агонии положил двоюродный брат моей матери Михаил. Увидев, что происходит, он отругал маму и забрал Тайгу с собой. И опять в нашем доме поселилась тяжёлая тишина. Хоть и старой была наша Тайга, но не ожидали мы для неё такого конца.
А потом в нашем дворе появился неуклюжий, ширококостный, со светлой шерстью серебристого отлива щенок, которого мой брат назвал Лысым.
Татьяна Эпова, г. Краснокаменск